Костер для сверчка
Шрифт:
Давно не бритый фронтовик задергал щетинистым подбородком, прохрипел изуродованным горлом:
— Я им бл...м, тыловым с-с-сукам сказал... У меня четыре ранения, две контузии. Я гаду в комендатуре... рыло разбил. 3а что кровь проливали? — Он звонко всхлипнул и снова замолк.
Вечером швее дали свидание. Она, вскрикивая, теребила в руках обмахрившийся платок:
— Игнат! Была я у начальника, Игнат... Кричал на меня начальник. Сказал, бумагу мне готовят... на Колыму! О-о-ох, Игнат!
Видя сломленное лицо мужа, заспешила:
— Если меня отправят... ты сразу
А в камере приблатненный парнишка утешал пепельного фронтовика:
— Ты, дяденька, не скули. Не дрейфь. Хрен с ними! Пускай отправляют на Магадан. Мы оттуда в Америку удерем. Там, говорят, Америка совсем рядом... смоемся.
...Люди в камере то и дело менялись и, чем больше сидела супруга учителя, тем меньше понимала, что нужно от нее следователю.
На допросы ее вызывали редко. Да и сами допросы мало походили на таковые. Она часами сидела у стены, пряча руки с отросшими ногтями, а хозяин кабинета молчал и не предъявлял обвинения. Он потирал глубокие залысины на костлявом черепе, позевывал, глядя мимо подследственной, — всем своим поведением выказывая малую заинтересованность. От его поношенной фигуры наносило скукой и какой-то казенной предопределенностью. Казалось: много лет тому назад следователя убедили в личном бессмертии, и он стал просиживать часы, не зная, что делать с навязанным ему непомерным временем, даже крохотной частью своей не вмещающемся среди безликих стен.
«Клоп», — определила в первый день Пархомцева. Действительно, следователь напоминал плоское насекомое. Паразита, затаившегося в глубокой трещине штукатурки. Высохшего от бескормицы. Безразличного к любым проявлениям действительности, кроме... добычи. Такое двумерное нетленное существо готово таиться и год и два, пока не почувствуется запах живой плоти. Тогда следователь-клоп выйдет из летаргии, зашевелит тонкими, в щегольских сапогах лапками и, выбравшись из щели, будет упорно ползти по беленой глади, зависая вниз спиной, дабы прыгнуть, броситься, упасть на безмятежно спящую жертву.
Обычно часа через два-три Клоп сигналил конвойному. И тот вел женщину узким коридором, мимо одинаковых, как близнецы, дверей, по крутой лестнице с липкими перилами, заворачивая в конце ее влево, где размещалась общая камера.
Ни о найденных в логу останках, ни о безвестном владельце серебряных часов, ни о дарственной надписи на самих часах она ничего не знала. Но похоже от нее и не ждали никаких сведений.
Встрепенулся следователь лишь на одном из предпоследних допросов-бесед. Снял очки в аккуратной никелированной оправе — прорезались острые, умные глаза.
— Выходит, бесследно пропавший Кибат приходится вам кузеном? То бишь приходился? Это «вам» и незнакомое слово «кузен» смутили Пархомцеву. Она подсознательно ощутила опасность, исходящую от Клопа.
— Ах да! — Он тут же изобразил смущение. — Кузен... Кузен? Ну, если попросту — доводился ли Кибат тебе, — он сделал упор на «тебе», — двоюродным братом? — скорее не спросил, а отметил обладатель залысин.
— Что ты можешь пояснить по
Напряжение следователя передалось ей:
— Как что? Он умер...
— Кто тебе сказал об этом? — Вопросы следовали один за другим. Следователь выстреливал ими так, словно от ответов на них зависела его жизнь. — Кто? — С каждым вопросом он подходил к ней ближе и ближе.
— Органами проверены показания престарелой инородки, — вновь резануло слух. — В означенном ею месте не мог быть похоронен Кибат. Этому же противоречат показания сельчан. С этим расходится и заключение эксперта. Останки, погребенные близ жилища Хатый, вообще не являются человеческими останками.
— А чем же? — Мысли в голове Пархомцевой смешались. Что он говорит — этот оживший Клоп? Бабушка не станет лгать, как не испугается и угроз любого следователя. Почему органы так интересуются Кибатом? Получается... получается, что Кибат жив, но скрывается? Но, если он прячется от властей, значит в чем-то виноват?! Но в чем?
Холодные струйки пробежали по ее спине. Мать Ростислава была моложе двоюродного брата и никогда его не видела. Когда Кибат якобы умер, а по мнению следователя — исчез, Пархомцевой исполнилось восемь месяцев. Она не помнила ни отца, ни матери; Хатый ей заменила родителей. О событиях гражданской войны она знала только по рассказам односельчан. Неужели Кибата подозревают в предательстве отряда, который возглавлял Манохин? Но тогда, как понять самого Павла Пантелеевича Манохина? Объяснить его приход к Пархомцевым?
...Павел Пантелеевич явился к ним затемно. Пришел незваным гостем. Сел на подставленный, скрипнувший от тяжести табурет и минуты три молчал, не глядя на хозяев. Когда старик, наконец, поднял голову, стали видны стылые слезы на его щеках. Она хорошо запомнила, как чудной визитер скрежетнул крепкими, несмотря на возраст, зубами:
— Вспомнил, кажись... — Манохин поклонился хозяевам, а уходя, тронул жену учителя корявой ладонью за плечо — не то приласкал, не то пожалел? С тем и дверь за собой затворил. Ушел, оставив хозяев гадать о причине своего визита. А гадали они, потому что спросить было некогда. Следующей же ночью Манохин скончался. Кто бы наперед подумать мог!
Дал Павел Пантелеевич старухам повод для пересудов. И то и се, и усопший-де перед выносом оказался без шрама на голове, стало быть подменили...
Следователь внимательно следил за Пархомцевой. Реакция подследственной на сообщение ему не понравилась и он стал расхаживать по кабинету, рассуждая вслух. Следить за ним было утомительно. Сообразив это, он вернулся к столу, как всегда свободному от бумаг.
— Та-а-ак... Кажется настоящая судьба Кибата вам действительно не известна, — он вновь перешел на «вы», сочтя излишним ответить на ее молчаливый вопрос. Или выжидал, когда арестованная спросит вслух, что же обнаружилось в могиле вместо праха ее двоюродного брата? — Вот и супруг ваш... Нет-нет, сидите. Сидите, вам говорят! — почти прикрикнул он. — Супруг ваш, который давно на свободе, и с которым вы, возможно, на днях встретитесь, он тоже утверждал нечто подобное.