Костер и Саламандра. Книга вторая

Далин Макс Андреевич

— Пехота, — понимающе кивнул генерал Борн.

— Умный — в артиллерии, храбрый — в кавалерии, пьяница — на флоте, а дурак — в пехоте, они говорят, — заметил Эйлис. — Им как раз труднее всего объяснить, мобилизованным пехотинцам.

— Вот, мессиры! — Тогль поднял палец. — Дурак, конечно, не дурак: деревенская сметка у них есть… но с образованием туго. Да ещё и война-то какая… кругом же истинный ад, они у себя дома такого и во сне не видели. Чудища, серая мразь, летуны эти… тут и разумный свихнётся. Потому им и нужно поглядеть. Вот приедут фарфоровые поручики, примелькаются среди нижних чинов, с господами офицерами в картишки перекинутся, если передышка выпадет, бой

примут с прочими плечом к плечу… страх и пройдёт. К некромантам ребятишки помалу привыкают — и к фарфоровым привыкнут.

— Очень мудро, мессир Тогль, — ласково сказала Виллемина.

Тогль улыбнулся и поклонился ей — не чётким армейским кивком, а светским глубоким поклоном, как в гостиной.

— Вы, прекрасная государыня, всем нам пример выдержки и героизма. И я бы чаще ваши светокарочки в газетах печатал. Это на простых людей очень правильно действует… И ещё, ваше высокопревосходительство, мессир Лиэр, я бы хотел про этого капеллана сказать пару слов. Виноват он, конечно, сильно. Но ведь тоже из деревенских наставников небось. Что он видел! Одно дело — горожане, что семинарию кончали, а другое — вот эти наставнишки, у которых хорошо, если сельское духовное училище за душой. На него, как и на мобилизованных, тоже ведь свалилось: он же кадавров видел, летунов этих — где ему разобраться? Ни духовного подхода настоящего, ни научного. Опять же: кадавров-то адских он видел, а фарфоровых ребят — нет. Вы представьте, дорогие мои, что он у себя в уме уже нарисовал. Это, я думаю, не от злого умысла, даже не от убеждений — просто от невежества…

— Вам надо чаще бывать в Штабе, Тогль, — очень дружески сказал Лиэр. — Нам тут очень не хватает вашего практического смысла.

Тогль очень мило улыбнулся. Он держал себя совершенно не так, как я считала обычным для генералов, — но, по-моему, он был просто отличный генерал. Я подумала, что он, наверное, вообще никого не боится: давно уже заменил себе страх этим самым практическим смыслом.

— Так ведь откуда ему взяться, смыслу, кроме как из войск, — продолжал Тогль. — И приедут фарфоровые ребята — надо будет на них посмотреть. На их нужды посмотреть, на то, как они себя держат… У них ведь тоже свои нужды есть, своя особенность.

— Благородные мессиры, — вставил в паузу до сих пор молчавший мрачный костлявый генерал с длинным жёстким лицом, — позвольте и мне высказать некоторые мысли… об особенностях фарфоровых бойцов. Как я это вижу. Прошу поправить, если сочтёте, что я неправ.

— Говорите, Дорк, — разрешил Лиэр.

— Я, мессиры, сдал целую пачку рапортов, — сказал Дорк. — Мы — на направлении главного удара. Пытались отбивать Жемчужный Мол, отходили с боями, сейчас закрепились в Лавандовых Полях — были очень серьёзные потери. Так что, даже если часть фарфоровых бойцов после переформирования распределят на другие направления, всё равно вижу так: у нас их будет много. А посему прошу черкнуть записку в интендантское ведомство: генерал Дорк просит сотню новых карточных колод, пусть — ещё сотню колод для пасьянсов, кости и пару столиков для игры в фишки-шарики. Это главное.

Очень всех удивил.

— Карты? — поразился Лиэр.

— Да, ваше высокопревосходительство, — кивнул Дорк. — Я поглядел в столице на фарфоровых… гренадеров, моряков — это ведь не столь важно, правда? Выводы я сделал. Им не надо спать. Им не нужна еда. Они, наконец, не могут пьянствовать. Всё так?

— Отличные качества, я считаю, — сказал Гелл.

— Отличные, — согласился Дорк. — Но куда же парням деть время? Когда простые ребята отдыхают или едят — что делать фарфоровым? И как им расслабиться? Чарку не

предложишь, а это порой значимая вещь, помогает разжать нервы. А фарфоровые — они же не машины, они тоже живые… им словно врач накрепко запретил после ранения. Так выходит? Но кто сказал, что им не хочется?

И генералы, и Лиэр озадаченно замолчали.

— Вы очень разумны и хорошо понимаете своих людей, дорогой Дорк, — сказала Виллемина. — Вы глубоко правы — и правы также и в том, что нужно чем-то увлечь душу, если нет возможности, как вы говорите, «разжать нервы». Я бы ещё предложила разузнать, не играет ли кто-то из фарфоровых на музыкальных инструментах. Гитара? Флейта? А кроме того — велите непременно взять хороших новых книг и иллюстрированных журналов, мессир Дорк.

— Книги — хорошо, — кивнул Дорк. — Только, прекрасная государыня, не в обиду вам сказать, ребята они совсем простые. Мало кто из них охотник читать.

— Так было раньше, — в тоне Виллемины послышалась грустная улыбка. — Когда у человека есть тело — он слишком занят телом, чтобы обращать внимание на потребности души. А когда остаётся одна душа — что же ему делать? Им понадобится как-то ублажать душу, дорогой мессир.

— О, читать книжки! — скептически воскликнул Гелл. — Эта деревенщина…

— Постепенно, — убеждённо сказала Вильма. — Поэтому я и полагаю, что необходимы также и иллюстрированные журналы. Для тех, кому будет сложно сразу…

— Государыня слишком высокого мнения об этих простых душах, — Эйлис поклонился, улыбаясь. — Они будут рассматривать гравюры и светокарточки актёрок и певиц, а не читать.

— И пусть! — рассмеялась Вильма. — И, думаю, на живых актёрок и певиц им тоже будет приятно взглянуть. Я поговорю об этом с мессиром Рашем, нужно будет устроить выездные концерты.

— Концерты-то — славная мысль, прекраснейшая государыня, — заметил Тогль. — Певицы, да… женский голос душу поднимает, а увидеть милое личико — дорогого стоит. В тылу и не знают, насколько это дорого на передовой… Славная мысль. И книжки — тоже мысль недурная. Только уж книжки попроще, совсем заумных не надо. Гитары и лютни с собой таскают те, кто играть на них умеет, а уж флейты — они фарфоровым ребятам ни к чему, ваше прекрасное величество: в них дуть надо.

Виллемина рассмеялась и закрыла лицо ладонями. Хихикнула из-под них:

— Это тем более смешная глупость, что и я тоже не могу дышать, дорогой генерал Тогль! Я увлеклась. Меня извиняет лишь то, что кому-то из обычных солдат может захотеться играть на флейте!

Лиэр и генералы заулыбались. Напряжение, которое в Штабе было, когда я вошла, теперь сошло на нет. Вильма с генералами Тоглем и Дорком превратили разнос в деловой разговор — и смотреть на это было очень приятно.

И на Вильму — очень приятно. Чем дольше она жила в этом теле, тем сильнее кукольное тело пропитывалось ею. Мне всё время мерещилось, что её неподвижная фарфоровая маска изменяет выражения, как живое лицо, её стеклянные глаза светились живо и тепло… не знаю, как, но она переставала быть куклой.

Это все чувствовали. Это, мне кажется, и генералы чувствовали: они смотрели на мою королеву — и у них взгляды теплели.

— А у меня новости очень хорошие, — сказала я.

Но договорить мне не дали. Адъютант Лиэра распахнул дверь и сообщил:

— Мессиры офицеры, мессир Валор, барон Тиховодский.

— Мы задержались, мессиры, — сказал Лиэр. — Ничего. Прошу всех остаться. Возможно, новости касаются всех.

Вошёл Валор, элегантный до невозможности, невозмутимый до изумления, с таким видом, будто для него заходить в Штаб Армии было совершенно нормальным делом.