Костер и Саламандра. Книга вторая

Далин Макс Андреевич

Оно и страшнее было. И омерзительнее.

Зачем они украшают? Безумие же! Не выгодно, смысла нет. Зачем?

Особист оставил солдатам пачку брошюр «Наши враги», приказал взять каждому по брошюре и ушёл. Ричард взял.

Самым главным врагом, о котором в книжке на серой грубой бумаге говорилось, был некромант. «Ты должен научиться узнавать некромантов сразу, узнавать везде — и стараться уничтожить при любой возможности». Тёмное клеймо и знаки отличия: черепа в петлицах, череп на нарукавной нашивке — это если некромант с той стороны.

Но солдат должен иметь в виду: среди своих тоже может оказаться скрытый враг.

Если кто-то из сослуживцев странно себя ведёт, если слишком спокойно относится к трупам, если у него есть какие-то скрытые уродства или чёрные родинки — о таком потенциальном враге, возможном шпионе, нужно непременно сообщить либо капеллану, либо особистам. Если кто-то говорит о галлюцинациях, кошмарных снах, приступах ужаса — тоже доложить.

Читая это, Ричард только усмехнулся. По их логике, он должен доложить о себе самом, что ли? Но он, Ричард, точно не некромант…

Видимо, примерно так же рассуждали и другие парни.

— Ты вот поживи в окопах-то, — ворчал старый солдат Грегор, тряся брошюрой. — Когда мертвяки друг на друге лежат чуть не у тебя под носом. И поглядим тогда, как ты станешь к ним относиться… и как у тебя будет со снами и с ужасом… Поглядим, будешь дрыхнуть, как младенец, или тоже орать во сне начнёшь, как все… развелось писак, кирпичу негде упасть…

Все — и Ричард — с ним соглашались.

А потом Эгель вдруг завопил:

— Смотрите-ка, братцы: дракон кружит!

Первый раз тогда Ричард увидел дракона. Все начали палить вверх из винтовок, пальнул пару раз и Ричард, даже сказал: «Эх, высоко больно, пулей не достать» — но вся беда в том, что достать дракона он даже не пытался.

Это тоже было красиво: снег перестал, развиднелось — и красиво он парил, распахнув острые крылья, вспыхивая на скудном солнце яркой медью. Лёгкий и чистый, подумал Ричард. И живой.

— Разведчик, — сказал кто-то из ветеранов. — Ну дадут нам жару, если не убить гада!

С позиций взлетел жрун. В небе он так и выглядел, как должен был: неестественный, тяжёлый, поднятый злобным чудом труп — против живого существа. Ричард смотрел на воздушное сражение, на клубы чадного огня, которые извергала тварь, на то, как дракон легко ускользал от них, — и думал: дракон тут за нас. За свет. За людей. Против адской твари.

И как получилось, что тварь на нашей стороне, а дракон — на другой? Всё идёт к тому, что мы воюем на стороне ада.

Ричард с ужасом ждал, когда жрун сожжёт дракона: как тот ни был лёгок и ловок, не было у него способов защититься от огня. У него сердце замерло, когда дракон вдруг, сложив крылья, начал падать резко вниз, а жрун ринулся за ним. Но тут с нашей… в смысле с прибережной стороны рявкнуло сразу несколько пушек, дракон нырнул под залп шрапнели — и она в воздухе разорвала жруна на части.

Ричарду стоило очень большого труда не заорать радостно. Он оглянулся — и увидел блестящие

глаза окопной братвы.

— Ух ты ж, как они его, — выдохнул Эгель и смущённо кашлянул. — Ушёл дракон-то, братцы.

Солдаты разбрелись. Они казались Ричарду пристыженными — и он подумал: не иначе как им тоже было радостно видеть, как уничтожили жруна.

Как наши враги уничтожили нашего… гхм… союзника.

Потому что — ну их в пекло, этих союзников, которые добивают своих.

Но мысль никак не хотела оформиться до конца и царапалась внутри разума, как ресница, попавшая в глаз: не больно, да и волосок-то крохотный, но никак не выходит от него избавиться, и забыть о нём невозможно.

Между тем небо снова заволокло, опять посыпал снег — и фронт притих. И Ричард, пользуясь тишиной, пошёл в лазарет, проведать Вика.

Окопный народ у лазарета не толпился, зато у стены, около штабеля гробов, на гробовой крышке сидел громадный жрун и пожирал из эмалированного таза какие-то кровавые ошмётки. Ричарду померещилась кисть руки с растопыренными пальцами — и он поспешно отвернулся, пошёл поискать свободного санитара.

А как нашёл — увидел, что и у этого глаза словно у отрубленной свиной головы.

— Чего надо? — буркнул санитар.

— Дружка повидать, — сказал Ричард. — Виксен из дома Осоки. Вчера доставили.

— Помер, — выдал санитар, не меняя тона.

— Как помер? — у Ричарда аж дух перехватило. — Он же в бедро был ранен…

— Ну да, — санитар начал раздражаться. — Кость раздробило. Стали резать ногу — помер на столе. Да что ты рот-то раззявил, первый раз замужем, что ли? Вчера дружки твои сплоховали, а рыбоеды, видать, подтянули артиллерию, двух Стражей кончили, да сегодня ещё одного — вот это беда. А вас, сухих, пригоршня на медяк идёт.

— А тебе жр… они дороже людей? — вырвалось у Ричарда, и через миг он об этом пожалел: ему показалось, что жрун, пожирающий куски тел, насторожился и прислушивается.

— Они-то воюют, а вы дурью маетесь, — отрезал санитар. — Чего стоишь? Иди себе. И нечего на него таращиться, понял? Чьё это было — тем уже не нужно. А ему нужно: его осколком задело.

Ричарду стало худо от нестерпимого отвращения, даже более острого, чем страх. Он вздохнул и побрёл было прочь, но тут его остановил другой санитар. У этого глаза были чуть живее.

— Эй, деревенщина! Пойдём со мной, поможешь перетащить кой-что.

Ричард чуть пожал плечами и пошёл. За лазаретом на земле лежали грудой стянутые в скатки больничные матрасы.

— Перетащишь под крышу, а то отсыреют, — сказал санитар. — Нынче в нашем ведомстве бодрых нет, а мне надрываться никакого резону. И руки мёрзнут. Сделаешь — плесну сбитня, так и быть. Сладкого, как для раненых.

— Хорошо, — сказал Ричард и поднял пару матрасов. Спина и плечи отозвались глубокой тянущей болью, напомнили вчерашнее, но Ричард только сдвинул лопатки. Это не имело значения. — Куда нести?