Костер на снегу
Шрифт:
— Готова, ваша честь, — послышался голос с медлительным южным акцентом.
Натали в тревоге подняла взгляд к скамье подсудимых. Там, положив руки на перила ограждения, стоял щеголеватый мужчина. Его ладно скроенную фигуру облегал дорогой серый костюм, рубашка слепила белизной, жесткий воротничок, вопреки жаре, был застегнут. В гладко выбритом смуглом лице было что-то хищное, и угольно-черные волосы, пусть даже тщательно подстриженные и зачесанные, это подчеркивали. Изгиб плотно сжатых губ был упрям и неуступчив, а глаза…
Сердце
Натали смотрела в эти глаза — до того голубые, словно в них навсегда остался кусочек неба.
В глаза своего случайного любовника.
Глава 5
Он тоже смотрел на нее — так, словно видел впервые. В яркой голубизне его глаз не таилось даже намека на узнавание, не было ни тени удивления или смущения. Тем не менее взгляды их оставались прикованными друг к другу. Бог знает почему, Натали показалось, что где-то очень глубоко, на самом дне этих глаз, таится печаль, но если даже это было и так, она шла вразрез с холодом, которым веяло от его взгляда.
Чтобы положить конец немой сцене, Натали не глядя сомкнула дрожащие пальцы на гладкой рукоятке судейского молотка.
— Заседание переносится на завтра! — сказала она как можно более убедительно.
В публике, а также среди тех, кто с самого раннего утра толпился снаружи, послышался ропот недоумения, однако Натали никак не объяснила свой поступок.
— Судебный пристав, отведите обвиняемого в камеру! — приказала она, сопроводив эти слова резким ударом молотка, очень похожим на выстрел.
Натали не помнила, как оказалась в кабинете, знала только, что не отважилась бросить прощальный взгляд в сторону скамьи подсудимых. Она чувствовала себя совершенно разбитой.
Должно быть, горожане упоенно сплетничают. “Что, черт возьми, случилось с непробиваемой Натали Валланс?” Их трудно винить. Она и сама не понимала, что на нее нашло. Фактически она объявила закрытым заседание, которое еще и не начиналось! И это после четырех лет успешной судебной практики, являющейся отличной школой тренировки самообладания!
Между тем со скамьи в самом конце зала поднялся лорд Блэкмор. Не обращая внимания на любопытные взгляды, он направился в кабинет невесты, чтобы потребовать объяснений. Однако перед закрытой дверью он заколебался и скорее поскребся в дверь, чем решительно постучал. Ответа не последовало. Поразмыслив, граф счел возможным войти.
Натали, все еще в судейской мантии, стояла у окна. Судя по тому, как резко и встревоженно она обернулась, стука она не слышала. В изумрудных глазах ее плеснулся страх.
— Дорогая, что с тобой? — воскликнул граф в тревоге. — Что случилось?
Как ни хотелось Натали излить душу и облегчить совесть, она не решилась сказать правду, опасаясь того, что этот обаятельный, добродушный, поразительно
И солгала:
— Ничего страшного, Эшлин. Просто мне нездоровится, и я совершенно не в состоянии вести заседание.
— Я так и знал, я так и знал! — Граф отстранил ее и всмотрелся в ее лицо. — Да ты белее мела!
Он так переживал за нее, что Натали окончательно преисполнилась отвращения к себе.
— Милая моя, надо сейчас же послать за доктором Эллероем!
— Это совершенно ни к чему, — запротестовала она, опуская глаза под испытующим взглядом жениха. — Доктор не нужен, просто я, видимо, съела что-то за завтраком. Лучше всего будет отлежаться прямо здесь, в кабинете, и через час все будет в порядке!
— Совершенно исключено! Позволь, я сам съезжу за доктором.
— Говорю тебе, это лишнее! Мне уже становится лучше.
Натали высвободилась под тем предлогом, что ей нужно избавиться от объемистой мантии.
— Отдых — вот все, что мне нужно, Эшлин.
— Тогда позволь мне отвезти тебя в Клауд-Уэст и препоручить заботам Джейн.
— Мне некогда прохлаждаться, — ответила Натали с внезапным чувством раздражения на эти нескончаемые заботы.
— Хорошо, как скажешь, — примирительно произнес граф. — Но после обеда я все-таки отвезу тебя домой. Позже не получится — ты не забыла, что вечерним дилижансом я уезжаю в Денвер?
— Нет, конечно, как я могла забыть!
Она пролепетала это с чувством неловкости, так как предстоящий отъезд жениха на самом деле совершенно выпал у нее из памяти. Надо сказать, что в данный момент этот факт вызывал скорее облегчение, хотя прежде Натали была бы огорчена двухдневной разлукой с графом.
— Эшлин, — начала она, постаравшись вложить в улыбку побольше тепла, — прошу, не переживай так. Я ведь не ребенок, не нужно надо мной суетиться. Спокойно поезжай в Денвер, а я отдохну немного здесь на диване и пораньше уеду домой.
— Не знаю… Может, мне лучше отменить поездку?
— И слышать об этом не хочу!
Фальшивые, как и улыбка, заверения возымели должный эффект — Эшлин не отменил свою поездку. Когда он, наконец, попрощался, Натали почувствовала и облегчение, и раскаяние. Виски ломило. Она прошлась по кабинету, потирая их, задвинула занавески, чтобы жаркое солнце не попадало в комнату, и прилегла на неудобный диван.
Натали оставалась в городе до самого вечера, хотя и не переставала убеждать себя, что надо бы отправляться домой. Постепенно ею почему-то овладело странное, не совсем понятное чувство приподнятости. Совершенно опустошенная, она тем не менее была готова действовать, ей вдруг стало казаться, что она должна что-то сделать и притом безотлагательно. В этом неестественном возбуждении была своя прелесть.