Костоправ. Книга 1
Шрифт:
— Талваг…
— Валда, он прав, — сказал папа. — Мало кто захочет связывать с нами свой род. Вспомни нашу молодость, вспомни, почему твой отец пришёл к моим родичам. Найдётся ли для Эйдана другой такой Дом?
Мама умолкла на несколько секунд, а затем промолвила:
— Не знаю, Лэвалт.
— У Эйдана есть редкий дар, и этим надо воспользоваться, — произнёс Талваг. — Кто ведает, может, когда-нибудь он даже станет магистром.
Глава 5
Как и предсказывал
Я лежал на траве и следил за тем, как торопливо одевается Заннет — дочь торговца, чья семья была вхожа в наш Дом.
— Что? — улыбнулась она, заметив мой пристальный взгляд.
— Жаль, что ты уходишь.
— Если к полудню не появлюсь, отец меня убьёт, — сказала Заннет. — Сегодня привозят важный товар, я должна помочь.
— Ты отвар выпила?
— Выпила, конечно, не дура же, — фыркнула она. — С пузом меня точно из дому погонят…
Она одёрнула подол платья, собрала волосы в аккуратный хвост и обернулась ко мне:
— Ну как, нормально выгляжу?
— Прекрасна, как и всегда.
Заннет просияла очаровательной улыбкой, приблизилась и, опустившись рядом, поцеловала меня.
— Возможно, мы не скоро увидимся, — сказал я, оторвавшись от её губ. — Меня отправляют в столицу.
— Твоей суженой всё равно не стать, — без тени сожаления произнесла она. — Так что лить слёзы не буду.
Она поцеловала меня снова, игриво потеребила за мочку уха и отстранилась:
— Ты тоже не скучай, господин Эйдан.
Заннет ушла, и я остался наедине со своими мыслями.
В Оикхелде не существовало понятия совершеннолетия, да и браки заключились в раннем возрасте, однако считалось, что в девятнадцать лет человек достигает определённой зрелости. Ко всему прочему, это число имело особое значение для магов: согласно общепринятым нормам, именно в этом возрасте окончательно формировалась магическая сущность, что бы это ни значило. Несколько дней назад мне как раз стукнуло девятнадцать, и поэтому по окончанию лета я должен был отправиться Магическую академию Гилима.
Я неохотно поднялся с мягкой травы, набросил на себя одежду и услышал оклик:
— Господин Эйдан!
Я обернулся и увидел запыхавшегося мальчишку. Кажется, это был новенький помощник конюха.
— Да?
— Вас искал господин Лэвалт!
— А ты меня как нашёл?
— Ну… так… — смутился он, переминаясь с ноги на ногу. — Господин, вы же сюда с той… девицей шли… Вот и увидал…
— Зоркий, значит, — улыбнулся я.
— Господин, так…
— Ладно, сейчас буду.
Он облегчённо закивал и убежал обратно, а я неспешно направился вслед за ним. Выйдя из опушки леса, я добрался до своего двора, умылся холодной водой у бань и вошёл в замок.
—
— Спасибо.
Войдя в обеденный зал, я увидел не только папу, но и маму:
— Эйдан, где ты бродишь всё утро?
— Просто решил прогуляться.
— И кто составил тебе компанию? — как бы невзначай поинтересовался папа.
— Никто.
— «Никто»? — со смешком спросил он. — Теперь ты так называешь Заннет?
Я коротко вздохнул и закатил глаза:
— Только не начинайте…
— Ты уже взрослый, сын, — сказал он. — Сам решишь, что к чему.
— Надеюсь, ты не наобещал ей никаких глупостей?
— Конечно нет, мам.
— Вот и славно, — кивнула она. — Не стоит расстраивать девицу понапрасну.
Я уселся за стол, и слуги принялись меня обслуживать.
— Сходим в банк, — произнёс папа, едва я притронулся к еде. — Поставим родовую метку.
— Сегодня?
— А когда же ещё?
У меня, как и у многих благородных, был свой перстень-печатка, которым я мог запечатывать письма или заверять документы. Подобный перстень являлся одним из признаков принадлежности к дворянскому сословию.
Родовая метка была кое-чем другим: она представляла из себя магическую татуировку, которая, как правило, наносилась на тыльную сторону ладони. Она не только выделяла особый статус носителя, но и служила своеобразным удостоверением личности в банках. Родовая метка в сочетании с перстнем позволяла благородному распоряжаться своими средствами без всякой волокиты с бумагами. Конечно, подобное удовольствие стоило огромных денег и обычно являлось прерогативой глав Домов и их ближайших родственников.
— Раз так, сходим, — сказал я.
В день отъезда мама не находила себе места: то и дело она срывалась на слуг, заглядывала ко мне в комнату, принося ненужные вещи, и порой пропадала у себя в спальне, скрываясь от остальных.
Мама всегда была строгой и старалась не показывать слабость, но я как никто другой знал, насколько ей было страшно отпускать меня. Всё-таки я был её единственным и горячо любимым ребёнком.
Я подошёл к двери её комнаты и постучал:
— Мам, можно?
Она долго не отвечала, но всё же произнесла:
— Заходи.
Я вошёл и увидел её у распахнутого настежь окна. Она стояла спиной ко мне и смотрела на улицу.
— Скоро уезжать, — сказал я. — Папа с Емрисом проверяют солдат.
— И зачем только нам сдалась эта магия?
— Мам?
Она обернулась, и я с болью увидел её покрасневшие от слёз глаза. Я подошёл ближе и, схватив её за плечи, твёрдо сказал:
— Всё будет хорошо.
Мама покачала головой:
— Ты не знаешь, как относятся к Кастволкам, а… а я знаю… Слышала эти речи своими ушами — даже от собственной матери.