Костры иллюзий

Михайлова Евгения

Был тихий вечер мягкой осени. Скучный, серый и всегда пустынный двор даже похорошел в туманном свете лиловых облаков. Виктория почти подъехала к парковке у подъезда. Там, как всегда, две-три машины, не больше. И вдруг из одной вышла женщина и уверенно направилась к подъезду Алексея. Виктория затормозила и сдала немного назад. Она узнала женщину. Это была Юлия Высоцкая. Она раньше работала фокус-пуллером оператора Серова, теперь стала при нем помощником режиссера.

Виктория задумчиво смотрела, как Юлия спокойно, даже расслабленно шагает по узкой дорожке к двери: так люди идут домой или в то место, где их точно ждут. Как уверенно и привычно набирает код домофона. В ее руке удобная и вместительная сумка: там может поместиться немало продуктов, не одна бутылка вина и всего

такого, что требуется для теплого торжества двоих – по случаю общей, как ни крути, победы. Виктория даже не ревновала, она просто вдруг почувствовала собственную увечность. Эта женщина, которую сейчас явно ждет Алексей, по-настоящему полно участвует в его жизни, в том, что для него важнее всего, – в его деле. А Виктория, родившая и вырастившая детей Алексея и всю свою женскую жизнь уверенная в том, что способна любить только этого мужчину, – она сыграла в его судьбе лишь одну роль. Она изгнала мужа из родного дома в холодную и тревожную темень одинокого страдания. Она сознательно отказалась от малейшего участия в его деле, даже на стадии краткой информации. Что и для кого меняет тот факт, что таким был акт ее самопожертвования ради детей? Виктория и сама не знает сейчас, осчастливила ли она их или обездолила этим иллюзорным спасением. Она переместила Лену и Ваню из полных, бурных, ярких и драматичных дней общения с самым сложным и необычным человеком в их судьбе – в стерильный и узкий коридор безусловного порядка и благообразно-ограниченных эмоций.

Виктория пристально всматривалась в высокую, худощавую фигуру Юлии, видела ее небрежно падающие на плечи каштановые волосы: даже они говорили о внутренней силе и уверенности в себе. На женщине был стильный плащ песочного цвета, на ногах коричневые лодочки на высоких каблуках: все еще сухо, земля не совсем потеряла летнее тепло. Можно ходить и так – в красивых и женственных туфлях. Если идешь к тому, кому хочешь нравиться.

Юлия – не красавица, она, как говорится, интересная. У нее выразительное энергичное лицо, ясный и приветливый взгляд. И она лет на десять моложе Виктории. Последнее – просто факт, который может или повлиять на зов плоти, или нет. Дело лишь в том, проснулся ли в принципе зов плоти в постоянном контакте двоих.

Ясно только, что Виктория сегодня точно была бы лишней на этом празднике настолько не чужой жизни.

Она уехала.

…Через три недели, когда странный и страшный пожар спалил ее самые робкие надежды на спокойное благополучие Алексея и, скорее всего, унес с поверхности земли его самого, Виктория, перебирая в уме имена и лица, всерьез задумалась о роли Юлии в судьбе бывшего мужа. Что она знает, что между ними было? Не роковой ли была ее роль в несчастье? Не она ли наняла частного детектива, чтобы раскрыть чье-то преступление, о котором знает или догадывается? Возможно, Юля была к Алексею ближе всех в последнее время. Она может быть обладателем конкретной информации о многом и многих.

Следствие пришло к выводу, что то был поджог.

Просто мой парень

Закрытое безмолвие первых дней и недель расследования погрузило Викторию в оцепенение безнадежности. Она боялась думать о самом страшном и самом очевидном результате и не смела сомневаться в нем. Как можно допустить, что в огне квартиры сгорел не Алексей, а какой-то другой человек? Такое, в принципе, возможно, но где же тогда Алексей?.. Что с ним? Как только в его квартире мог оказаться незнакомец? И главное: кто то чудовище, которое возникло в квартире одинокого гения, чтобы зажечь спичку или чиркнуть зажигалкой?.. Сбежать и смотреть из ночи, как пламя сжирает человека вместе с его домом, делом… С его любовью, планами и будущим…

Виктория не выходила из квартиры, практически ни с кем не говорила по телефону. Она боялась чужих слов, взглядов, лиц. Она допускала только усугубление боли. Игорь освободил жену от съемок на неопределенное время, перестроив ради этого весь процесс. Проблемой оказалось и то, что им в поле драматичной неопределенности стало слишком трудно общаться друг с другом. Игорь как будто боялся совершить бестактность, сказать или

сделать что-то лишнее. Вика внутренне сопротивлялась и горькой правде, и спасительной лжи. Они оба вдруг поняли, что никогда не делились друг с другом подробностями отношения каждого к Алексею, мыслями о нем. Все годы вполне удачного и доверительного союза муж и жена обходили тему Алексея. Для Виктории она была слишком сложной, неподъемной: глубже любых слов. Для Игоря, возможно, тема была травматичной и даже раздражающей. Какой второй муж любит разговоры о первом?..

Виктория заметила только, что Игорь после сообщения о пожаре очень изменился. Стал молчаливым, казался удрученным и каким-то недоуменно-растерянным. Она, конечно, ничего не уточняла, но это, в общем, и не требовалось. Ни один нормальный человек не способен спокойно и невозмутимо принять подобную беду в семье.

…Тот, очередной день напряженного и тягостного ожидания, завершения которого не ждут, а боятся, оказался четвергом. К полудню Виктории удалось на время унять свое смятение мыслью о том, что если бы новости были, их бы уже сообщили. Официальная информация вроде распространяется в начале рабочего дня… Раз ничего нет, значит, нужно продолжать терпеть. А это в ее положении легче, чем подставить сердце новому удару. Но в том и коварство всех несчастий, что даже мысль о возможности отсрочки в течение часов или минут оказывается иллюзией.

В начале первого Виктории позвонили с незнакомого номера, и приятный мужской баритон произнес:

– Добрый день, Виктория Александровна. С вами говорит Сергей Кольцов, частный детектив. Вы, видимо, в курсе моего участия в расследовании. Полковник Земцов поручил мне сообщить наши новости. Не хотелось бы по телефону. Мы могли бы встретиться?

– Конечно, – торопливо произнесла Виктория. – Очень приятно познакомиться. Мне нужно куда-то приехать?

– Только в том случае, если вам неудобно принять меня у себя дома. У нас нет нужды заставлять вас тратить силы на дорогу. А я подстроюсь в любом варианте и в любое время.

– Спасибо. Даже не рассчитывала на такую любезность. Мне на самом деле сейчас очень трудно выходить из дома. Даже съемки отменили. Если в любое время, то как вам… если через два часа? Мне бы только немного убрать квартиру.

– Отлично. Договорились. Буду ровно через два часа. Адрес знаю. Позвоню от подъезда. И давайте сразу примем главное условие сотрудничества. Никто из нас не оказывает друг другу любезности. Мы просто работаем в общих интересах.

– Я могу спросить, кто именно вас нанял?

– Можете, разумеется. Я обязательно отвечу, когда эта информация окажется уместной и согласованной с заказчиком, который пока просил о конфиденциальности. Начнем с актуальных новостей. По веским причинам по телефону не будет даже намеков. Слишком темная история, как и возможные причины, мотивы действующих лиц.

Виктории даже не пришлось запрещать себе размышлять о том, какого рода новости везет ей частный детектив, возникший в самой мрачной ситуации ее жизни. Нет смысла в версиях, предугадать невозможно. Этот сыщик появился таким ирреальным образом, как и положено являться иллюзорному персонажу в черной фантастике. Как трудно стало отгонять ощущение ночного кошмара, убеждать себя, что она не спит и не сошла с ума! Что так просто складывается ее непредсказуемая и наверняка пропавшая жизнь! И теперь эта встреча с обладателем приятного, но слишком уверенного голоса…

Вика даже позволила себе помечтать: пусть он в реальности окажется робким и тихим ботаником в очках. Пусть даже заикается или страдает одышкой. Это помогло бы Виктории не воспринимать себя как жалкую, бессильную и бессмысленную жертву, которая преступно прячется от сознания своей вины во всем. Ведь это она лишила Алексея семьи и дома. Того пресловутого дома, в котором и стены спасают. И вот что случилось с ним и чужими, враждебными ему стенами.

Этот чертов детектив, конечно, оказался противоположностью тому образу, какой ей хотелось увидеть. Такой себе красавец, небрежный, презрительный и наверняка брезгливый по отношению к несчастным людям, которые зависят от него не в меньшей степени, чем трупы в морге от патологоанатома.