Костры на чердаке

Засимова Ангелина

– А-а-а к-к-как она? А п-п-почему раньше не развелась? – любопытствовал я.

– Ну как? Не по-христиански. Все-таки муж. Хотела семью сохранить. А он вон как с ней. А сейчас в коленях ползает, извиняется. М-да.

Помолчал.

– Мамочка, а п-п-почему т-ты не разведешься с папой?

Она помолчала.

– Да как это? А куда мы?

– В город, к-к-к родственникам. Или он к-к-к-уда-нибудь… – размышлял я.

– Ой, не выдумывай давай! Давай лучше иди прогуляйся, а то дома целый день сидишь! А потом на ужин позову, – сказала мама

и вышла из дома.

Она хлопнула дверью, я вздрогнул. В этот день я крепко задумался о том, чтобы уговорить маму на развод с папой. Все-таки это теперь мне открыло глаза. Ведь если мы разведемся, то она больше не будет плакать, а я перестану заикаться. Мне больше страшно не будет. Я принял во внимание этот факт.

На улице приятно пекло солнце. Тени не было в поле зрения. Он куда-то делся. Я осторожно заглянул в гараж, в сарай, заглянул в его коморку с инструментами, даже в баню заглянул – следов присутствия моей угрозы не обнаружено.

Хорошо на душе, когда Тени нет. В эти прекрасные мгновения спокойствия я даже не дергался и дышал полной грудью.

Напротив моего дома стояло большое дерево – вековая сосна. С тяжелой ветки тянулись качели, сделанные из плотной желтой веревки. Это еще для брата сделали, но он уже вырос и большой, он далеко сейчас учится, но должен приехать летом на каникулы к нам.

Качели я любил. Хоть и попа на них могла знатно пострадать, как и я сам целиком, но тем не менее этот немногочисленный вид развлечений в моей деревне доставлял мне удовольствие. Обойдя дом, я перелез через палисадник и выбрался на улицу. Эх, качельки, мои качельки!

– Оо, дай мне покачаться! Эй! – послышал я голос со спины. Обернулся. Ко мне со стороны леса бежал мой знакомый с соседней улицы. Мама говорила, что мы будем с ним одноклассниками в сентябре. Ленька, сын нашей почтальонши.

– Ленька, п-п-п-привет! – обрадовался я знакомому. – На! Т-т-тебя расс-с-скачать?

– Давай! – радостно согласился Леня и запрыгнул на качели. Я принялся качать его со все силы. Сначала взял за веревки, отошел максимально далеко и отпустил. Потом толкал со всей силы, мне хотелось, чтобы Леня сделал сальто.

– А-а-а! – испуганно кричал мой дружок.
– А-а-а! Хватит!

Но я не мог остановиться. Я будто стал одержим и раскачивал Леню все сильнее, не сбавляя темп.

– А-а-а! – кричал он. – Все! Стоп!

Мне было что об стену горох. Мне хотелось его раскрутить на этих качелях.

– Да стой же! – орал Леня. Как вдруг он, когда был не далеко от земли, спрыгнул.

– Ты чего? – говорил Ленька, потирая зад. – Глухой, что ли? У меня голова кружится уже.

– П-п-п-прости. Я думал, что это весело.

– Не делай так больше! Блин! Я же просил!

– П-п-прости, – бормотал я.

Ленька был маленький и худенький, но очень юркий. И приземлялся мягко.

– Ладно. Погнали на карьер? – отмахнулся друг и встал с земли.

– Н-н-надо маме сказать.

– Давай, жду, и вынеси попить, – попросил Леня.

– Ща! – сказал я и побежал.

Дома

я предупредил маму, что отойду с другом в лес и набрал ему кружку с водой, вынес. Ленька напился, я тоже глотнул, и мы пошли на карьер. Он располагался в самом начале дороги в лес. А еще напротив была бездонная деревенская свалка.

– Т-т-ты завтра в город едешь? – спросил я Леньку. Он нашел по пути большую ветку и бил ей по крапиве, растущей на обочине. Мы шли.

– А? Не. Мы дома. А ты едешь?

– Ага.

– Круто.

– Угу.

– Куда поедете? На аттракционы?

– Ага.

– Классно. О, карьер!

Перед нами открылся большой песочный карьер. Бело-желтый песок огромными глыбами свисал с обрыва. По бокам блестели оранжевые залежи глины, но нас они не интересовали.

– Круть! – подтвердил я. – Давай это будет нашей базой. Только т-т-твоя база с той стороны, а моя с-с-с этой!

– Давай! Надо залезть туда! – произнес резво Ленька.

Легкий и шустрый Леня с легкостью, цепляясь за корни деревьев, залез на самую верхушку карьера и сел, свесив ноги. Я же карабкался с большим трудом. Почему-то песок на моей части все время сыпался и мне не удавалось зацепиться.

Как вдруг мне удалось встать на твердую часть песка, я обрадовался и полез дальше, но стоило расслабиться и сделать упор на одну ногу, чтобы шагнуть, как я почувствовал, что все сыпется. И я ползу вниз вместе с кучей песка. Окаменевший кусок отвалился, и я полетел вниз. Сверху на меня посыпался песок – и в глаза, и в уши залетел. Я чувствовал, как меня засыпает огромная раскрошившаяся глыба.

– Ленька! – орал я.

Мой друг спрыгнул с обрыва и подбежал ко мне, начал тянуть за руку.

– Ну! – кряхтел он. – Ну же!

– Ща! Тьфу, тьфу, – отплевывал я песок и выбирался из-под завала. – А… Слава богу!

– Жесть! Тьфу-тьфу. Мама ругать будет. Весь в п-п-песке.

– Пойдем тогда на речку, почистимся!

– П-пойдем! – поддержал я, и мы направились к месту. Однако путь к реке лежал через узкую дорожку по краю обрыва. Меня передернуло, когда мы проходили мимо ямы. Ведь там… Несколько месяцев назад там мы похоронили Мухтара. Я боязно посмотрел на место, куда мы его скинули, но следов собаки не было. Его склевали вороны и съели черви. Хорошо, что я тогда успел сбегать и отрезал от него кусочек уха, которое высушил в духовке и спрятал в третьей вещи.

Мы отряхивались у реки. Ленька снял футболку и стал трясти ее. У него было маленькое и худенькое тельце. При виде этого тельца мне захотелось сжать Леньку так, чтобы все его кости хрустнули, и чтобы он завизжал о пощаде. Потом Леня снял обувь, чтобы вытряхнуть песок, и я увидел его тонкие маленькие ступни. И мне очень захотелось на них наступить своими большими ногами и передавить до хруста. Я даже сглотнул.,

– Чего задумался? – спросил Ленька и улыбнулся, умывая лицо в реке.

– Ничего, – буркнул я, ополаскивая руки в воде. У меня очень странные мысли. Не понимаю откуда они.