Костры партизанские. Книга 2
Шрифт:
— До самых Выселков дошел. Кажись, все деревни обшарил, кажись, всех, кого можно было, опросил, а Гришкин след не проглядывается.
Так вот почему ты сегодня такой смурной!
Даже нежность шевельнулась в душе Каргина (не забыл Юрка друга, ищет его следы!), но заговорил так, словно мораль прочесть вознамерился:
— Я тебе, когда в разведку отправлял, разве эту задачу ставил? Может, кто постарше меня в должности перехватил тебя в пути и отменил мое приказание?
— Чего цепляешься? Выполнил я твое задание, выполнил!
Ага, наконец-то ты опять становишься
Каргин, сразу посуровев, властно потребовал:
— Доложи как положено.
И, подавая пример, встал, опустил руки по швам. Пришлось и Юрке отдираться от лавки.
— Докладываю, — начал он, подавив в себе недовольство тем, что и сейчас Каргин требует от него точного выполнения уставов; будто нельзя в спокойной беседе все высказать. — Дошел, значит, до самых Выселков, По кругу, как вы и приказывали, шел. Личным наблюдением и путем бесед с народом установлено: фашисты пока особой активности не проявляют, больше по бункерам и гарнизонам отсиживаются… Но чует мое сердце, Иван, что они опять какую-то подлость замышляют!.. И еще — на Выселках в тупике вагон стоит. Букса у него загорелась, вот и отцепили от состава, в тупик сунули. Какой груз в вагоне — того не знаю. Но пять фашистов около него болтаются… Слышь, Иван, у тебя в том чугунке не картошка вареная? Уж больно аппетитный дух оттуда идет.
Каргин молча переставил с шестка на стол чугунок с картошкой, и немедленно Юрка запустил в него руку. Картофелина, которую он ухватил, была горяча, он перекидывал ее с одной ладони на другую и все равно умудрялся чистить быстро и ловко.
Юрка ел с таким азартом, что и Каргин сунул руку в чугунок, машинально отметил, что там осталось всего картофелины четыре, не больше, и взял одну.
Скоро Юрка, пошарив в чугунке и даже заглянув туда, вздохнул не то разочарованно, не то сожалеючи и попросил:
— Дай, Иван, закурить. Мой самосад надо сперва выжать да для просушки на печке разложить.
Дымили нещадно. Словно хотели доказать друг другу, что вот, мол, у меня какие густые клубы дыма изо рта валят. Порой, когда случалось так, что они одновременно выпускали по едкому облаку табачного дыма, будто туманом кухоньку заволакивало.
— Говоришь, пять фашистов вагон охраняют? — наконец спросил Каргин, дымом выжимая у Юрки слезу.
— Точно, пятеро их. И еще — окна в том вагоне наглухо досками заделаны. А щеколда двери проволокой прикручена… Я ли не старался, но так и не разгадал, какой груз в том вагоне. Только, ручаюсь, есть там что-то!
— Потому и уточняю подробности.
— Хоть убей, больше ничего не знаю, — начал горячиться Юрка. — Если бы со мной хоть маленькая группа была, а то ведь я один разведку вел. Как перс одинешенек!
— Как перст, — поправил его Каргин.
— Чего?
— Перст, а не перс. Перст — палец, значит.
— Слушай, перс ли, перст ли, а тебе не все равно? Ты лучше скажи, один я был или нет? Факт это или не факт?.. Кроме того, объясни мне, почему и перс не мог быть один? Ты-то откуда знаешь, что не было такого исторического случая?
— Не тараторь, думать мешаешь, — повысил голос Каргин.
— Вечно
Напасть на Выселки Каргин решил еще в тот момент, как только Юрка сказал, что там в тупике торчит вагон, который охраняют пять фашистов. Наличие охраны убеждало, что груз в том вагоне стоящий.
Да и проверить роту в настоящем боевом деле очень хотелось: что ни говорите, а бой — лучший экзамен. В этом Каргин был уверен.
А как настоящий бой спланировать, это вопрос для любого командира важнейший. И не просто спланировать, а так, чтобы был полный успех.
Перво-наперво — человек десять выделить под начало Юрки. Они цепью отсекут тупик, где стоит вагон, от самой станции; она хотя и маленькая, можно сказать, видимость одна, что вокзал имеет, а все же вдруг там немецкие солдаты или полицаи хоронятся? Если так, если сунутся на выручку своим, Юрка их огнем встретит…
Человек десять надо здесь, в Лотохичах, оставить. Чтобы дырки не образовалось в охране района базирования партизан. Федор Сазонов службу знает и любит. Он промашки не допустит.
Остается еще семнадцать бойцов…
Одного надо послать в штаб бригады с донесением, известить, что так, мол, и так, подвернулся удобный случай насолить врагу. А семь других с сержантом Устюговым Андреем не со стороны тупика, а с противоположной к станции подкрадутся: если начнется пальба, сами застрочат, видимость окружения создадут.
Ну, а с остальными он, Каргин, сам к тому вагону полезет!
Каргин встал, привычно пробежал пальцами вдоль ремня, проверил, не появилось ли лишних складок на гимнастерке, и сказал сугубо командирским тоном:
— Передай дежурному, чтобы послал ко мне командиров взводов. Как по боевой тревоге!
Последние слова догнали Юрку уже в дверях.
Станция Выселки — восемь домиков, грудящихся около того, который местные жители величали вокзалом, — стандартного здания грязно-желтого цвета и о трех углах: четвертый разворотила единственная бомба, еще в прошлом году случайно оброненная каким-то фашистским летчиком. Были еще четыре блестящие полоски рельсов и две покрасневшие от ржавчины — тупик, как-то несуразно вильнувший в сторону леса, будто начали строить самостоятельную ветку, да почему-то передумали.
Нескольких минут наблюдения хватило Каргину, чтобы понять: нет здесь засады, обыкновенный товарный вагон, одиноко торчащий в тупике, — не приманка, нарочно подброшенная фашистами. Фашисты-охранники угрюмо толпились у вагона и с опаской поглядывали на нежную зелень молодых березок, шелестевших листвой метрах в десяти от таинственного вагона; старый бородатый козел от безделья разглядывал свою рогатую тень.
Однако, чтобы исключить даже невероятную случайность, Каргин приказал действовать точно по плану, с которым всех участников операции ознакомили еще вчера. Только разошлись бойцы, чтобы занять указанные им места, подошел Пауль и сказал, старательно выговаривая каждое слово: