Костры Тосканы
Шрифт:
— Эстасия…
Она сама опрокинулась на постель и протянула к нему руки.
— Я снова хочу тебя. Посмотри, как пылает моя кожа. А ведь в комнате холодно. Иди же сюда!
Он не шелохнулся.
— Ты сказала, что моих ласк тебе мало. Почему же в таком случае ты вновь ищешь их?
— Не ломайся, Франческо!
Женщина томно потянулась, приподнимая ладонями свою пышную грудь и раздвигая полные бедра.
Однако уловки ее успеха не возымели. Вместо того чтобы со страстными стонами накинуться на изнывающую от любовного томления донну, Ракоци отошел к туалетному
— Под определенным углом слабый силуэт все-таки виден, — пробормотал он.
Эстасия потеряла терпение.
— Завтра, — произнесла она, обиженно щурясь, — я, пожалуй, схожу к исповеднику. Не рассказать ли ему, что ты выделываешь со мной? А, Франческо? Как ты издеваешься надо мной, как бьешь меня и насилуешь, кощунственно используя при этом распятие? Может быть, — принялась она размышлять вслух, — я пойду к добродетельным францисканцам из Санта-Кроме, или загляну в Санта-Тринита? Там, правда, женщин не исповедуют, но для меня, надеюсь, сделают исключение. Или же, — Эстасия призадумалась, — стоит подыскать что-то получше? Ну конечно же, мне следует прямиком отправиться к доминиканцам. Там с особым пристрастием относятся к ереси и богохульству, им, безусловно, будет интересно послушать меня. Остается лишь выбрать между Сан-Марко и Санта-Мария Новелла, — Взгляд донны утратил томность и приобрел жесткое выражение. Она приподнялась на локте. — Что ты мне скажешь на это, Франческо, а?
Ракоци повертел в руках зеркало и аккуратно поставил его на столик.
— Понимаю, — сказал он бесстрастно. — Пока я тебя не особенно раздражаю, ты согласна держать наши отношения в тайне. Если же я поведу себя плохо, меня можно будет и наказать. Например, с помощью церкви. Это ведь так просто — пойти покаяться, а заодно избавиться от докуки. Исповедь в данном случае сработает как донос.
Она удовлетворенно кивнула, не ощущая опасности, ибо ярость, в нем клокотавшая, никак не читалась в его словах.
— О, не все тут так просто! — Женщина села, продолжая вслух размышлять. — Мне, в общем-то, не очень нужен скандал. Я ведь опять могу оказаться под пристальным наблюдением! Как в детстве, как в браке, как после него. Ни одного узника не стерегли, как меня, это было ужасно. Я не хочу испытать все это опять! А в остальном все правильно: ты в моей власти. — Она рассмеялась и вновь откинулась на постель, призывно хлопнув себя по бедрам. — Приди же ко мне, Франческо, мой данник, мой раб!
Слово «раб» обожгло его, как удар хлыста. Сжав кулаки, Ракоци наклонился над ней.
— Ты не оставляешь мне выбора. Совсем не оставляешь.
Ее зрачки расширились в сладостном предвкушении.
— Ты ударишь меня?!
— Я уже говорил, что не стану этого делать. — Он присел на кровать, глаза его странно светились. — Ну, с чего мы начнем? Сразу с ласк? Или с целомудренных поцелуев?
— Нет, Франческо, поцелуев не надо! Ты же знаешь, что я люблю.
Эстасия придвинулась ближе.
— Тогда укажи, что мне делать. Или ступай к церковникам, спроси совета у них. Ну же, синьора, раб ждет приказаний!
— О Санта Лючия! — простонала Эстасия. —
Ракоци подчинился, он действовал как хорошо отлаженный механизм. Гнев его быстро улегся, осталось лишь равнодушие вкупе с желанием поскорее все завершить.
— Так-то бы сразу, — пробормотала Эстасия, бедра которой работали, как жернова.
Казалось, ее забавляла покорность партнера. А еще капризную донну странным образом возбуждало то, что все удовольствие доставалось лишь ей. Уж она-то доподлинно знала, что без поцелуев ему ничего особенного для себя не добиться, и, торжествующе усмехаясь, продолжала его понуждать. Ох, как это сладко — использовать в своих целях того, кто пытался использовать ее сам! Эстасия издала чмокающий звук, похожий одновременно и на хихиканье, и на вздох. Она стонала от наслаждения и направляла его руку.
— Еще! Еще! Мне нужно еще!
Ему хотелось быстрее привести ее страсть к разрешению, он чувствовал, что напряжение нарастает. Пик близился, за ним должен был последовать бурный отлив. Но ничего подобного не происходило, и через пару минут он с изумлением обнаружил, что она упорно сопротивляется натиску, стремясь удержаться на гребне волны. Глаза женщины закатились, ноги стали непроизвольно подергиваться, стоны перешли в глухое мычание.
— Эстасия, может быть… хватит?
— Нет… нет… нет…
Ее лицо исказила гримаса, рот жутко оскалился, исторгнув пронзительный крик. Затем роскошное, покрытое испариной тело сотрясла череда сильных, изнуряющих содроганий. Эстасия вцепилась в его руку и не отпускала ее, пока не затихли последние спазмы.
Открыв глаза, она широко улыбнулась, потом напустила на себя строгость и заявила тоном, не допускающим возражений:
— В следующий раз ты свяжешь меня и сделаешь все по-другому.
— Эстасия, — медленно произнес он, удивляясь, как это ему удалось провести с ней столько ночей.
— Ты пренебрегал мной, но теперь положение изменилось. Теперь тебе придется входить в меня гак, как это делают все мужчины, если ты и вправду не евнух. Тогда я, возможно, и позабуду кое о чем, — потешалась она.
— Послушай меня, белла миа. — Ракоци встал, в его голосе прозвучали холодные ноты. — Мне приходилось жить в разных местах. Я бы не хотел покидать Флоренцию, но если ты меня вынудишь, я с ней расстанусь. И без особенных сожалений, ибо ты останешься здесь.
Она язвительно засмеялась.
— Тогда ты потеряешь свое палаццо и все свои красивые вещи.
Лучше бы она этого не говорила. Лицо Ракоци мгновенно замкнулось и обрело непреклонность.
— Я терял много больше. Если меня что и пугает, то, конечно же, не такие потери.
Заглянув в бездонную мглу его глаз, донна вдруг поняла, что он абсолютно серьезен.
— Ну-ну, Франческо, — сделала она попытку вернуть все на круги своя, — откуда ты знаешь, что я имела в виду? Ты ведь устроен не так, как мы, итальянцы. Возможно, тебе не известно, что мы иногда любим и пошутить!