Костры Тосканы
Шрифт:
Пройдя сквозь ворота алья Ланца, Сандро направился к монастырю Святейшей Аннунциаты. Он пребывал в дурном настроении, ибо встречаться с Ракоци ему не хотелось. Однако участь Эстасии надлежало как-то решить.
Пересекая площадь Сан-Марко, он огляделся. Слева от него возвышались доминиканская церковь и монастырь, где некогда тихо трудился фра Анджелико [45] и в каковом теперь властвовал неукротимый аббат. Справа тянулось здание академии, в классах которой вместо Платона и Аристотеля теперь изучали самые одиозные речи
45
Фра Анджелико (ок. 1400–1455) — флорентийский художник, доминиканец (мирское имя Гвидо ди Пьеро), известный своими фресками на религиозные темы.
Сандро нахмурился. Возможно, Симоне в чем-то и прав, но, боже, как все-таки скучен этот неистовый доминиканец! Как мало в нем сострадания к ближнему, о котором он так любит распространяться!
Приветливый вид палаццо да Сан-Джермано не улучшил настроения Сандро. Трижды стукнув в дверной косяк молотком, он опустил руку и решил было отправиться восвояси, но тут дверь распахнулась.
— Боттичелли! — воскликнул Ракоци с искренней радостью. — Входите же поскорей. На улице слишком душно.
Делать нечего, Сандро вошел в дом и вздохнул.
— Сегодня и в самом деле очень уж жарко.
Он вытер вспотевшее лицо рукавом и покосился на изящного покроя кафтан, облегавший владельца палаццо. Ракоци перехватил его взгляд.
— Дайте мне свои мерки, и завтра у вас будет такой же. Какой цвет вы предпочтете? Уж конечно, не черный. Может быть, голубой или желтый? Желтое подойдет к волосам.
— Это лишнее, граф, — пробурчал Сандро, смутившись.
— Граф? — переспросил Ракоци — И это говорит флорентиец? Прежде я был для вас просто Франческо. Почему же вдруг — граф?
Сандро потупился.
— Не знаю. Мы ведь не очень близки. А в последнее время… — Он потерянно смолк.
Ракоци улыбнулся.
— А в последнее время пол-Флоренции называет меня не иначе как «этот нездешний граф»?
— Да, это так, — вынужден был признать Сандро, — но, полагаю, за этим ничего не стоит. Это всего лишь прозвище, и не больше.
— Надеюсь. — Ракоци жестом пригласил Сандро в гостиную. — Что я могу вам предложить? Мой Амадео очень искусен. — Он хлопнул в ладоши, но мог бы этого и не делать, так как Руджиеро уже появился в дверях.
— Простите, хозяин, я был на заднем дворе и не успел встретить гостя. — Он поклонился Боттичелли. — Весьма рад вас видеть, синьор.
— Я тоже рад видеть тебя, Руджиеро, — отозвался Сандро рассеянно.
— Руджиеро, принеси нашему гостю все, чем Амадео хотелось бы его угостить.
Лицо слуги осветила улыбка.
— Тогда, хозяин, позвольте накрыть большой обеденный стол. Только на нем сможет поместиться все то, что сочтет нужным подать Амадео. Он прекрасно готовит, но давать ему волю нельзя.
— Мне ничего особенного не нужно. — Сандро уселся в турецкое кресло и снова вздохнул. — Если можно, я бы выпил чего-нибудь освежающего. Сегодня я был в Сакро-Инфанте, и солнце совсем иссушило меня.
После этого заявления в комнате повисла напряженная тишина. Руджиеро
— Как здоровье донны Эстасии? — спросил он словно бы невзначай, но фраза прозвучала неловко.
— Мне трудно об этом судить. — Выражение лица Сандро не поддавалось определению, беспокойство мешалось в нем с раздражением. — Бывают дни, когда она ведет себя совершенно нормально и хочет вернуться домой. Но чаще я застаю ее всю в слезах, не выказывающей расположения к разговору. И это лучше, чем слушать то, что она говорит. Бедным сестрам приходится терпеть от нее многое. Кузина осыпает их бранью и признается в ужасных вещах. Монахини делают вид, что таким образом она освобождается от болезни. Я же не знаю, верить им или не верить.
— Сандро, — мягко спросил Ракоци, — зачем вы пришли?
Он отошел от окна и взглянул гостю в глаза.
— Я… я не знаю, Франческо.
— Возможно, ваш визит связан с тем, что я был любовником вашей кузины и вы бы хотели меня к ней вернуть?
Сандро вздохнул с облегчением. Главное было сказано. Ракоци продолжал:
— Что ж, нам и впрямь следует объясниться. Наши отношения с донной Эстасией закончились, и возобновиться им не дано. Но разобраться в том, как они развивались и почему оборвались, я думаю, стоит.
Сандро отвел глаза в сторону.
— Сейчас не принято говорить о подобных вещах.
— Почему же? Уж не потому ли, что местные доминиканцы берут в городе верх? — Ракоци сузил глаза, ему вдруг вспомнилось о временах сравнительно не очень далеких. Именно орден неистовых проповедников возглавил тогда массовые истребления ни в чем не повинных людей. [46] — Я отвечу на любой ваш вопрос. Вряд ли за это нас потянут в Сан-Марко.
Он усмехнулся, усмехнулся и Сандро.
46
Имеется в виду 1232 год, когда ордену доминиканцев была передана инквизиция — право преследовать инакомыслящих (еретиков) и предавать их сожжению.
— Вряд ли, конечно. Но полной уверенности все-таки нет.
Взгляд Ракоци потеплел.
— Что именно вам хотелось бы знать?
— Все. Я хочу разобраться, что с ней случилось. Чтобы понять, как дальше быть.
Ракоци сел в кресло и, немного подумав, начал рассказ:
— Я встретился с донной Эстасией вскоре после того, как приехал сюда. Это было воскресным утром в палаццо Медичи. По воскресеньям гам всегда собирались большие компании. — Он смолк, отдавшись власти воспоминаний. — Вы помните эти приемы?
Сандро кивнул.
— Разумеется, помню.
— Вы тогда приехали вместе с кузиной. У вас с молодым Буонарроти еще затеялся спор по поводу приобретенной Лоренцо скульптуры. Что же касается донны Эстасии, ей это все казалось довольно скучным, а я… я был в вашей компании чужаком, неудивительно, что у нас завязалась беседа. Ей льстило мое внимание, меня привлекала ее красота; слово за слово, мы прошли с ней в соседние комнаты. Когда мы остались наедине, она приспустила корсаж и… в общем, мы потянулись друг к другу.