Костя в средней школе

Теплова Евгения

В конце сентября я застал Вергилию плачущей в раздевалке после уроков.

– Эй, ты чего? Обидел кто?

Она помотала головой.

– Вот что вы все в ней нашли, а?

– В ком? – уточнил я, хотя сразу догадался.

– В Алиске этой. Кукла куклой.

– Ну да, она маленькая, – подтвердил я.

– А я что, большая? – заплакала ещё пуще Вергилия.

И тут же примолкла.

– Погоди, так это всё потому, что Маруся выросла, да?

Я промолчал.

– Из-за этого дурацкого роста ты променял её на куклу?

– Матвей

высокий и умный, так что ей же лучше, – ответил я.

Вергилия разозлилась ни на шутку. Я раньше и не видел её в ярости.

– Разлюбить девушку из-за высокого роста – на это способны только мужчины! – возмущалась она.

– Да не разлюбил я её! – вырвалось у меня, и самому стало тепло от этих слов.

– Тогда что ж ты творишь?! За что ты ей сердце разбиваешь?

– Вечно ты преувеличиваешь, Вергилия!

– Ни капельки! Я же вижу, как ей плохо. Ни с того ни с сего такое предательство.

Я похолодел, не в силах понять: я совершил непоправимое или ещё поправимое.

– Я ей расскажу, что ты просто дурак, а не предатель, – заявила Вергилия.

– Не смей ей ничего передавать! – предупредил я.

– Слушай, у неё же день рождения скоро, – вспомнила Вергилия, – сразу после дня учителя.

(«А ведь я забыл», – подумал я с горечью).

– И что?

– Подари что-нибудь. Особенное.

Особенное! Я и неособенное придумать не могу – мама обычно выбирает книжки на свой вкус.

– Мам, посоветуй, что подарить Марусе на день рожденья, – попросил я за ужином.

Мне хотелось показать ей, что она поспешила с выводами на мой счёт. Мама улыбнулась совершенно счастливой улыбкой.

– Я уж боялась, что ты забыл, – сказала она. – Я думала об этом. Книжек мы уже много дарили, хочется что-то особенное. – Я икнул. – Может, браслетик? Она носит украшения?

– Да вроде нет.

– Не хочешь написать стихи?

– Нет. Надо уметь вовремя остановиться, – философски заметил я.

– Может, смастеришь что-нибудь?

– Что, например?

– Подумаю.

– Слушай! – вдруг просветлела мама, а я автоматически напрягся. – Подари ей цветы!

– Что?!

– Небольшой букет.

– Зачем ей цветы? Завянут и всё, ещё в школе.

– А мы в корзиночке возьмём, – нашлась мама, – они долго не вянут.

– И что, при всех дарить цветы?

Мамино воодушевление напрягало всё больше. Я знал, что она теперь будет давить, пока не додавит.

– Да, при всех. Включая Матвея. Это многозначительный жест, это свидетельство смелости, решимости, свободы от чужого мнения.

– Не хочу я многозначительных жестов, – застонал я. – И у меня нет ни смелости, ни решимости, ни свободы. Я хочу просто сделать приятный подарок.

– Хорошо, – мама села напротив. – Реши сначала для себя – что ты хочешь сказать своим подарком: что вы остаётесь добрыми друзьями, что ещё не всё кончено или что ещё ничего не кончено?

Я вылупил на маму глаза. Папа, подслушавший из ванны, не выдержал:

– Что ты насела? Дарить девочке цветы в пятом классе это явно перебор!

– Нет, не перебор! Потом это уже будет само собой, будет

много букетов, а этот, самый первый, на всю жизнь запомнится.

Папа пришёл, качая головой.

– Я даже представить себе не могу, чтобы я при всём классе подарил девочке цветы!

– Вот именно, – вскочила мама. – Только это ты!

– Это я, – подтвердил папа. – А он чем лучше?

– Он лучше тем, что пораньше твоего разобрался в девушках!

Папа даже рот открыл.

– Пойдём, Кость, – обратился он ко мне. – Когда мамочка входит в раж, с ней бесполезно спорить.

– Иди-иди, Кость, – подхватила мама. – Папочка научит, что, когда нечего возразить, надо говорить «с тобой бесполезно спорить».

Я удалился вслед за папой.

– А ты как думаешь, что ей подарить? – спросил я, чтобы сгладить неловкость.

– А почему надо что-то дарить? Я ничего в школе девочкам не дарил, – ответил папа.

Я не счёл нужным настаивать.

Началась праздничная неделя. Подарки, поздравления, концерты… Маруся по-прежнему сидела с Матвеем и на меня не смотрела, хоть я и перестал подкатывать к Алисе. Но, видимо, сработал метод Пушкина, и Алиса сама стала подходить ко мне с вопросами. И что я мог поделать? Я отвечал. Дарить в такой ситуации цветы Марусе казалось сколь бредовым, столь и невыполнимым. «Подарю ей вкусную шоколадку», – решил я. И тут же в памяти всплыл мамин вопрос: «Что ты хочешь сказать своим подарком?» Что же скажет шоколадка? «Ничего хорошего», – ответил я сам себе. Что же делать? Не понятно.

– Ну что, придумал подарок? – справилась Вергилия.

– Нет ещё. Может, цветы? – обронил я невзначай.

Вергилины глаза расширились и исполнились восхищения.

– Как я ей завидую! Как я за неё счастлива!

– Думаешь, это нормально вообще? – спросил я. – Мы же почти не общаемся.

– Только не передумай. Это то, что надо! Это гениально!

– Меня засмеют!

– Нашёл, о чём волноваться! У него, может, судьба решается, а он на каких-то Клещиков оглядывается. Пора бы уже повзрослеть.

Мне на секунду показалось, что Вергилия сейчас снимет маску и окажется моей мамой.

Вергилина поддержка тоже не добавила мне решимости и свободы. Я мгновенно вспотевал при одной мысли о букете. А букеты, как назло, были в школе повсюду. Я их люто возненавидел. Почему я сразу не отказался дарить цветы? С чего вдруг понадеялся, что, раз мама больше не поднимает эту тему, значит, передумала? Да, я замечал за собой такую слабость – верить в то, во что хочется. В общем, мама сбегала за букетом прямо утром 8-го октября, отрезав мне все пути к отступлению. Последняя надежда была на папу, но между мной и мамой он сделал выбор в пользу мамы – не захотел с ней ссориться и лишь сочувственно похлопал меня по плечу. И я пошёл в школу с небольшой корзиночкой цветов наперевес. Не выбрасывать же её – дорогая небось. И в набитый рюкзак не запихнуть. «Поверь, ты мне потом миллион раз спасибо скажешь», – напутствовала мама. Хорошо хоть, не сказала, что никто не подарит такого подарка, но это и ежу понятно. Не понятно, как я на это согласился.