Костяной браслет
Шрифт:
Вигот в ответ расхохотался.
— Все умоляет взять ее в жены, — обратился он к Олегу.
— Мои юные друзья уже слышали о тебе, — снова заговорил Бруни. — О кузнец из кузнецов!
— Да брось ты, — ответил тот.
— Всякий, кто желает научиться ремеслу, должен поработать с тобой. Хотя, конечно, из женщины хорошего резчика не выйдет.
— У меня двое учеников. Вполне достаточно.
Сольвейг заметила, сколь неугомонен был Олег: то возьмет что-нибудь, то положит обратно, примется сдувать сажу, одернет
— Сольвейг хочет учиться, — поведал ему Бруни.
Олег улыбнулся ей. Она увидела, что, хотя белки его глаз покраснели от сажи и беспрестанного трения, радужки были коричневыми и блестящими, словно лесной орех.
— Одному — отважным воином быть, другому — успех на доске для игр, иному — боев рукопашных жар… — добродушно произнес он.
— Это про тебя, Вигот, — упрекнула того Сольвейг.
— А кому-то — соколов приручать, — продолжил Олег. — Есть люди искусные в ремесле. Я тут подумал… ведь мастерская — это место встреч.
— Как так? — спросила Сольвейг.
— Позволь задать тебе вопрос. Есть ли что-либо прекрасное, что не было бы полезным? А действительно полезное может ли быть некрасивым?
— Нет, — ответила она. — Одного без другого не бывает.
И Олег умел соединять эти два качества. Он показал Сольвейг чаши, которые только поставил на колесо во внутренних покоях. Показал резные костяные рукоятки, наконечники стрел, скобы и гвозди, резаные куски полированного янтаря, булавки…
Затем Олег нырнул рукой в карман, вытащил бронзовый ключ и отпер тяжелый деревянный сундук на петлях. В нем лежали украшения из металлов, и, как только Сольвейг увидела бронзовую брошь, она поняла: это то, что нужно. Это подарок для Эдит.
Брошка напоминала пару крошечных молотов, приложенных один к другому рукоятками. Или нет… скорее двойной крест. В головках молотков поблескивала пара серебряных глаз… Сольвейг смотрела как зачарованная.
Олег положил брошь ей в ладонь. Она ощутила ее вес, а затем, перевернув, увидела, как искусно сработана застежка.
Ремесленник забрал у нее украшение и пристально вгляделся в него. Затем положил на верстак и достал маленький молоток.
И тут же Сольвейг заметила, как притих Олег. Разговаривая, он непрестанно двигался и суетился, но стоило ему приступить к работе, как беспокойство оставило его.
Он легонько ударил по застежке, а затем еще раз, посильнее. И в третий раз.
— Вот теперь годится. Да, песни, саги, ковры, корабли, гусли и свирели, мечи, броши… для каждой вещи нужен свой особый материал, но все они должны быть сделаны с умением.
— Вот она, — сказала ему Сольвейг.
— Кто она? — переспросил Бруни. — Ты о чем?
— Спроси Одиндису! — ответила Сольвейг. А затем обратилась к Олегу: — Одиндиса придет завтра и купит эту брошь. И я тоже вернусь, если смогу.
Олег улыбнулся:
— Буду
Сколько же ему лет? У него почти нет морщин. Но и волос тоже нет, кроме этих двух выцветших клочков над ушами. Он гибок, и движения его быстры, но в глазах прячется мудрость старика.
Рыжеватые ресницы Олега дрогнули. Он понимающе посмотрел на Сольвейг и сказал с веселым смехом:
— Сколько подумаешь, столько и есть.
Вигот купил семь бронзовых крючков, и один из ремесленников завернул их в промасленный обрывок тюленьей кожи. Бруни сказал, что пора возвращаться к лодке.
— Наш шкипер — настоящий рабовладелец, — сказал он Олегу, подмигнув Сольвейг и Виготу. — Да и Сольвейг не захочется идти по темноте с такими, как мы.
— Ей не захочется идти по темноте без вас, — заметил Олег. — Вот это уж наверняка.
— Я могу постоять за себя, — возразила Сольвейг. — Мне скоро пятнадцать!
— Вот именно, — печально улыбнулся Олег.
Затем он вложил что-то в пораненную ладонь девушки и загнул ей пальцы.
— У тебя глаза мастера. — Олег развел указательный и большой пальцы. — Двух цветов. Широко расставленные глаза мечтательницы.
Сольвейг раскрыла левую руку. На ладони покоилась фиалково-серая стеклянная бусина, тихо сияя изнутри.
— Ох! — воскликнула девушка, стараясь рассмотреть ее на тусклом свету. — Какая красота!
— Это тебе третий глаз, — тихо проговорил Олег.
— Похоже на рыбью чешуйку. Такая же тонкая, — заметил Вигот.
Сольвейг порывисто обняла ремесленника.
— Он и на мужчину-то почти не похож, — с пренебрежением отозвался о нем Вигот, когда все трое бок о бок шагали прочь из Земляного города. — Гном-переросток.
— Он самый лучший кузнец и резчик из всех, кого я видел, — возразил Бруни.
— Он мастер, каким тебе не бывать никогда, — добавила Сольвейг.
— Да он только и мечтает, чтобы поболтать о своих… штуках!
— А чего ты ждал? Мы не погоду собирались с ним обсуждать.
— Послушать его, так на свете и ничего важнее его ремесла нет.
— Так и есть, — ответила Сольвейг. — Для него так и есть.
— Для мастеров нет ничего слаще, чем поговорить о своем искусстве, — заметил Бруни. — Для них в нем таится целая жизнь.
— Ммм! — Сольвейг заулыбалась, соглашаясь. — Я не могу объяснить этого ясно, но для меня встретиться с ним было точно шагнуть на радужный мост.
— Чего? — поинтересовался Вигот.
— Эта маленькая мастерская… Она похожа на мост между Мидгардом и Асгардом. Между мирами людей и богов. Мне так показалось.
— Ты хочешь сказать, — уточнил Бруни, — что когда люди творят что-то прекрасное…
— Да! — согласилась она. — Боги словно высекают из них искру.
— Бах головой о кремень! — сказал Вигот.