Костяной склеп
Шрифт:
20
Зимм отодвинул крышку тяжелого металлического бака.
— Отойдите, — посоветовал он. — Даже запах спирта может сбить с ног.
Он оказался прав. У меня тут же перехватило дыхание, и мгновенно воскресли воспоминания о первых вскрытиях в отделении судмедэкспертизы, на которых пришлось присутствовать в период обучения.
Одной рукой прикрыв рот, другой я ухватилась за край контейнера. Мы с Майком смотрели на чудище, чей единственный остекленевший глаз бессмысленно таращился на нас. Зимм погрузил руки в мутную
Майк больше заинтересовался контейнером, чем самой рыбой.
— Из чего он? — спросил он, постучав по его внутренней стороне.
— Бак обшит нержавеющей сталью. Трудно представить, что в помещении, где долго держится такой запах, могут работать люди, верно?
— Да, я вряд ли бы выдержал до конца дня, — признался Майк. — И как много у вас таких баков?
— Возможно, четыре или шесть. На следующей неделе уточню, — пообещал Зимм.
— А где остальные?
Зимм пожал плечами.
— Этот единственный с постоянным обитателем. Другие контейнеры перемещают при необходимости.
Мы обошли почти все помещения, но нигде не было видно похожих на металлические гробы емкостей.
— Они ведь не маленькие, их не так просто спрятать.
— Не думаю, что их кто-то намеренно прятал. — Зимм пожал плечами. — Наверняка одни стоят где-нибудь в углу какой-то лаборатории, другие — на складе. Поверьте, мисс Купер, вам нужно привести сюда целую армию, чтобы внимательно осмотреть все помещения. А мистер Мамдуба вряд ли это разрешит.
— Вы могли бы нам устроить встречу с теми друзьями Катрины, о которых вы говорили?
— Не знаю, кто из них сегодня работает. — Зимм явно был смущен, как видно, не хотел вовлекать в расследование своих знакомых.
— Мы хотим поговорить с людьми, которым доверяла Катрина. С теми, кого она, возможно, посвятила в планы отъезда в Южную Африку.
— Я уже упоминал об одной женщине, которая больше здесь не работает. Но ее имя мне неизвестно. Я знаю только, как она выглядит. И то, что она антрополог и что ее попросили уволиться и…
— Уволиться? — насторожился Майк.
— Именно. Потому она и в Лондоне.
— А что такое нужно сделать, чтобы вас уволили из Музея естествознания? — удивилась я.
— Скорее всего, украсть что-нибудь, но это не ее случай, — сказал Зимм. — Поговаривали, будто она не сошлась с кем-то из администрации.
— Мамдубой?
— Нет, но он наверняка в курсе этой истории.
Майк снова черкнул что-то в блокноте.
— А что за связи были у Катрины в отделе африканских культур?
— Я вас туда сейчас отведу, — сказал Зимм. — Может, и узнаю кого-нибудь из ее приятелей.
И мы двинулись назад, поднялись по лестнице, проследовали через центральный холл, галерею обитателей североамериканских лесов и зал биологического разнообразия, зал пернатых и, наконец, подошли к залу африканских народностей.
Зимм спросил охранника, не видел ли он интернов, но тот лишь покачал головой.
Когда я стояла перед стендом
— Здесь сотовые работают? — обратилась я к охраннику.
— В подвале и в большинстве внутренних помещений вроде этого они не принимают сигнал. Лучше вернитесь назад, к птицам, — посоветовал он.
Я набрала номер Райана Блэкмера и сразу услышала:
— Уже битых полчаса пытаюсь тебе дозвониться. Ты что, попала в черную дыру?
— Почти угадал. В этом музее слишком толстые стены. Ты что-то хотел?
— Помнишь о назначенной на три часа встрече с сетевым педофилом? Этот тип ее отменил.
— Думаешь, что-то заподозрил?
— Нет. Просто хочет перенести на понедельник. Кажется, что-то не успевает. Вот я и решил предупредить тебя, чтобы ты не торчала зря в своем музее. И еще Сара просила передать тебе, что установили наблюдение за водителем лимузина, принадлежащего компании-устроительнице разных ток-шоу.
— В связи с чем? — спросила я.
— Продюсер, опекающий шоу под названием «Резвые крошки», привез на съемку стайку своих бойких девчушек. А со съемок одна из них, видно, самая резвая малолетка, которой пятнадцать лет от роду, свалила куда-то вместе с водителем. В последний раз ее видели, когда она делала парню минет на заднем сиденье роскошного авто. Он поставил лимузин возле отеля, где должны были подобрать маму этой малышки. Уже прошло по новостям.
— Откуда обо всем узнали?
— От матери. Она намерена подать в суд на организаторов шоу.
— А где была она сама, когда ее дочь блудила?
— У себя, в номере отеля.
— Мы тут почти закончили. И раз уж наш педофил сегодня не вышел на охоту, проведаем одну свидетельницу, — сказала я, имея в виду Рут Герст.
Перед тем как покинуть музей, мы осмотрели, благодаря нашему услужливому гиду, немало глухих коридоров и пустынных галерей. Коридор за коридором, один темнее другого, и всюду какие-то клетки, ряды шкафов, груды пустых ящиков, накрытые упаковочной пленкой. К тому моменту, когда мы подошли с ним к выходу, было почти три часа.
Зимм не знал о музейных запасах мышьяка, потому что у него в отделе яд не использовали, зато он буквально фонтанировал идеями по поводу того, где среди этих бесчисленных закоулков можно было упрятать тело.
По пути к дому Герст, одной из попечительниц музея Метрополитен, расположенному на Парк-авеню, мы с Майком сделали небольшую остановку и наскоро перекусили. Майк еще позвонил в отделение судмедэкспертизы и оставил сообщение для доктора Кестенбаума. Смысл его сводился к тому, что если доктору удастся найти на теле или вещах Катрины что-либо пригодное для ДНК-анализа, то эти данные можно сверить с образцами генетического материала, хранящегося в личных делах сотрудников Музея естествознания. Он предложил также проверить льняное покрывало на наличие следов каких-либо натуральных масел, способных подавлять другие запахи.