Костяной
Шрифт:
Медведь не остановился. Я отшвырнул камень и схватил факел, ткнув сначала в застывшую мохнатую морду с жуткими алыми отражениями в маленьких глазках, а затем – в законопаченную мхом стену.
Тут постройка не выдержала, низкий потолок начал оседать, привалив зверя-мертвеца, с чердака посыпалась какая-то пересохшая солома. Я поджег и ее, и она сразу занялась, давая клубы густого желтого дыма.
Медведь попятился, и дом осел еще больше, просто разваливаясь на части. Я бросился к окну и буквально
Он вывалился наружу в дыму. Шерсть на лапах горела, в пасти, на просыпавшихся опилках, плясало пламя. Я рванулся к нему, полоснув мечом мохнатый бок, и ткнул в сухую, полную опилок рану пылающую головню факела.
Он горел быстро, очень быстро. Передние лапы, подожженные еще в доме, и так уже почти сгорели. Он упал на спину и принялся кататься по земле, пытаясь загасить огонь, но только сильнее запылало брюхо.
Я стоял и смотрел на этот погребальный костер, навсегда упокоивший огромное, сильное животное. Собирался дождь, и я надеялся избежать лесного пожара.
Первые капли упали передо мной, потом на мой разгоряченный лоб. Рука разжалась. Изогнутый, потускневший, мой меч упал на ржавые листья. Я со стоном присел и поднял его. Он весил как целый мир.
Темнело, и я нигде не увидел Шивера. Впрочем, он уже не слишком заботил меня, мне нужно было вытаскивать Хенн. Липа оставалась на опушке, и у меня был маленький шанс добраться до нее. На то, что вернется конь охотницы, надежды было и того меньше.
Но едва я сделал шаг к дороге, худая высокая тень отделилась от ствола ближней осины.
Усталость и злость одновременно сдавили мне горло, как проклятая веревка.
– Шивер, – сказал я, – уйди прочь.
– Ты гонялся за мной только для того, чтобы прогнать подальше? – Колдун положил руку на рукоять клинка, который носил у пояса, и двинулся ко мне. Я отступил на шаг, спиной чувствуя жар пламени, а лицом – прохладный ветер наступающей ночи. Рыжие отсветы и синие тени делали облик некроманта зыбким и неуловимым.
Дальше я отступать не стал.
– Там умирает Хенн. Помоги мне или дай мне пройти.
– О, ее так зовут? Дурочка, думала, что я не заметил ее там, на поляне. Это ее кабан постарался?
– Надеюсь, Данце снесет тебе голову. А теперь уйди.
– Извини, парень. Я немного приврал, когда сказал про Данце.
Я закусил губу.
– Так чего ты бежал, как от огня?
– Вообще-то мне сюда и нужно было. Здесь вечно бродят охотники, а, как ты знаешь, куски животных мне очень подходят. А чучельница – вообще удача.
– Заткнись, – попросил я.
– Ну почему? Вполне справедливо, – сказал Шивер радостно. – Ей, значит, можно убивать кабана, а кабану ее – нет?
– Это сделал не кабан, – ответил я голосом, дрожащим от негодования. – Это сделал ты.
– Вас становилось
– А зачем ты соврал мне? Про Данце?
– Чтобы ты погнался за мной. Тракт – место проезжее. Нужно было заманить тебя сюда.
– Зачем?
Некромант улыбнулся:
– Ты понимаешь, что магия долга – сильная вещь. А сердце должника, парень, – очень сильный ингредиент. Сердце человека, на котором лежит бремя долга, добытое в уплату другого долга, – еще более сильный. К примеру, долговая веревка, что у тебя на шее, не могла быть сделана без его применения.
Ощущение, похожее на удар грома, только полностью безмолвное, припечатало меня, обездвижило, зажало рот невидимой ладонью. Значит, Беллатристе отправила меня к Шиверу, как ягненка на заклание. Сердце должника, отданное в уплату долга… Вот почему она не могла взять этот долг своими руками: убей она меня или Шивера, она разрушила бы эту ужасную магию.
Получалось, что либо я уплачу свой долг, убив Шивера, либо он свой, убив меня. Беллатристе оставалась не в накладе – видимо, свою полезность у нее на службе я исчерпал.
Но вырезать сердце у Шивера я не собирался, да и не знал про эту магию.
Значит, Беллатристе ставила не на меня.
Тварь.
– Молись, Шивер, – сказал я. – Кажется, у меня тоже есть шанс расплатиться.
– Если я начну молиться, у тебя кровь пойдет из ушей от тех имен, которые я назову.
Я поднял меч.
Шивер вытащил оружие. Простая чаша гарды из темного металла казалась очень глубокой – какая-то дыра в реальности, многомильная труба, из которой торчал игольно тонкий клинок, на конце будто истаивающий в туман. Я не стал присматриваться.
Он атаковал, клинок со свистом рассек воздух. Наваждение бездны спало, хотя тонкий шлейф тумана прочертил сумрак вслед за кончиком лезвия. Я парировал удар.
И следующий, и еще один, и еще. Его скорость меня пугала.
Я сражался с ним с таким ожесточением, что треугольники выщербленного металла кружили в воздухе, как стальная метель. Я не жалел меча. Мышцы горели, скользящие выпады Шивера пробивали пространство влево, вправо, вверх, вниз от моего тела, но целых полминуты я отбивал его удары, не позволяя лезвию коснуться меня.
Усталость, отвращение, страх и ярость слились в одно невыносимое ощущение. Искры летали в полумраке, скрипуче кричала проснувшаяся сова.
Но у меня почти не было сил. С ужасом я понял, что движения мои замедляются, и несколько секунд спустя он достал меня в первый раз. Я прикрылся левой рукой, и обжигающий удар рассек мне запястье. Хлынула кровь, сразу и много.
Я отступил и пропустил укол в плечо. Мне показалось, что у меня кружится голова, но тут же я понял, что вижу какое-то движение в лесу.