Костяной
Шрифт:
Я отвернулся от него и бросился к Хенн.
Она пыталась сесть, оперевшись локтем о землю, стараясь зажать рваную рану непослушными пальцами. Кровь уже не хлестала, но продолжала обильно течь. Я бросил меч, схватил ее нож и разрезал штанину, отхватив нижний кусок. Затем я перетянул бледное окровавленное бедро выше раны, так туго, как смог. Я ничего не смыслил в ранениях, понимал только, что девушке сейчас плохо. Она вся была бледной, белизной лица почти сравнявшись с масками проклятых Ранд. Теплый металлический запах
Я поднял ее и прислонил спиной к стволу. Пот выступил на ее висках и над верхней губой, глаза подрагивали под опущенными веками.
– Джером… – позвала она тихо.
– Что, Хенн? Сиди тихо, сейчас я…
– Джером. – Она подняла руку, взяла меня за затылок перепачканными пальцами, оставляя кровь на моих волосах. – У меня там чучело медведя. И если… Мы отсюда не выйдем.
– Какого медведя? – спросил я, холодея.
– Пещерного.
Я сжал зубы. Когда Шивер оживит медведя, то получит боевую машину более страшную, чем медведь живой.
Конечно, он вооружался не против меня. «Когда Данце настигнет меня, у меня будет что ему предложить». Я просто не вовремя попал между молотом и наковальней, и теперь за меня расплачивалась Хенн.
– Возьми мою сумку. – Охотница облизнула губы, ее начала колотить мелкая дрожь, щеки пошли пятнами, словно ее кто-то держал за лицо безжалостными холодными пальцами.
– Хенн, мы успеем. Я подниму тебя на дере…
– Не перебивай меня, я и так плыву.
Я замолчал, слушая.
– У меня в сумке есть ламповое масло. И огниво есть. Он… Там не песок, опилки. Сожги его, Джером. Прости меня, это я виновата.
Рука ее упала без сил, голова склонилась, закатились глаза, обнажив узкую полоску белка под опустившимися ресницами. Девушка потеряла сознание.
Я нашел то, что мне было нужно, быстро, содрогаясь от каждого хруста в лесу за спиной, и, потратив минуту на поиски подходящей палки, соорудил жалкий факел из обрезков льняной штанины Хенн, пропитанных маслом. Трут, найденный в сумке вместе с огнивом, я примотал туда же, кресало и потертый кусок кремня сунул в карман и пошел вперед по дороге.
Я понимал, почему она замяла разговор о втором чучеле. Пещерный медведь был редким зверем, из тех, что почти уже не ходят по земле, и охота на него не приветствовалась. Особенно Хенн не хотелось рассказывать об этом мне. Я вспомнил, как одернул девушку, когда она заболталась, и мне стало не по себе. Теперь я не знал, услышу ли когда-нибудь еще ее голос.
Погода быстро портилась, со стороны тракта накатывала влажная мгла, поглотив заходящее солнце, приближая и без того скорые сумерки.
Не знаю, как Шивер нашел сторожку Хенн, а я отыскал ее по следам мертвого кабана. Узкое окно в ближней стене было распахнуто. Под навесом лежали дрова и стоял тяжелый стол, на стене небольшого сарая висели
Ничего удивительного в том, что конь Хенн сорвался с привязи, я не видел. Я сам готов был бежать со всех ног.
Чучело пещерного медведя казалось огромным, как холм.
Боги мне свидетели, он шел на задних лапах. И был вдвое выше меня. Гигантская, чудовищная туша с мерной походкой голема.
Хенн, конечно, оставила все клыки и когти на месте. Медведь смотрел на меня тусклыми стеклами глаз. Его огромная голова весила, наверное, больше, чем весь я.
– Шивер! – заорал я. – Шивер, прекрати!
Шивер и не подумал прекращать. Он стоял, прислонившись к сторожке рядом с дверью, и жевал травинку, скрестив руки на груди.
Медведь упал на переднюю лапу, накрест ударив меня второй, и земля содрогнулась. Он был гораздо быстрее настоящего, живого пещерного медведя, увальня, любившего ягоды и рыбу.
Каким-то чудом я успел отскочить в сторону, футовые когти вспороли землю у моей ноги, второй удар я парировал клинком. Металл скрежетнул по кости, руку отшвырнуло в сторону, и мертвый зверь прянул вперед, разинув пасть. Я выронил факел и сделал отчаянный выпад.
Лезвие пробило зверю нёбо, меня мотнуло, челюсть лязгнула, обрушившись на металл в дюйме от гарды. Меня спасло то, что мои пальцы не разжались и удар не вывернул рукояти из рук. Словно рыцарь, пронзенный копьем, я повис на собственном клинке, торчащем изо рта медведя.
Он дернул головой, ударяя меня о землю. Меч двинулся в пробоине, и я выдернул его, потянув запястье. Мне оставалось только отступать, защищаясь.
Он ударил точно так же, как в первый раз, и я нанес встречный удар в надежде отрубить ему когти.
Куда там! Они были едва ли не прочнее моего меча, который я еле удержал. Медведь не издавал ни звука, и мне стало страшно, как никогда раньше. Я слепо шарахнулся в сторону вдоль стены, и его пасть щелкнула в каком-то дюйме.
Я увидел совсем близко свой факел. Наверное, в схватке кто-то из нас задел его, и он отлетел к стене. Я схватил его левой рукой и швырнул в окно, а потом сам бросился туда же.
Зашибив плечо, я прокатился по полу. Дом содрогнулся – медведь ударил в стену.
Я на коленях подполз к факелу, сунул левую руку в карман.
Новый удар сотряс сторожку, с треском и скрипом вылетела входная дверь, подались бревна, и дом стал заваливаться. Чучело влезло в комнату, заполнив собой сразу весь ее объем. Гигантская башка медленно тянулась ко мне, изо рта сыпались опилки, пока крутые бока протискивались сквозь дверной проем, раздвигая брус.
Тогда я в отчаянии ударил куском кремня по кресалу. Тонкий сноп желтых искр брызнул на промасленную ткань факела, и она загорелась.