Костяные часы
Шрифт:
– А ты что за хрен с бугра? – неуверенно вопрошает гот-басист.
Я хохочу – зловеще, как Л. Рон Хаббард:
– Знай, юный гений, что я аспирант юридического факультета! А вот ты теперь соучастник преступления! То есть – на простом и понятном языке – тебе, мой дорогой, тоже светит приговор.
Бравада второй готессы тает на глазах.
– Но я же…
Басист хватает ее за руку и тянет за собой:
– Валим отсюда, Андреа.
– Да-да, Андреа, беги! – издевательски скалюсь я. – Скройся в толпе! Хотя нет, погодите. Вы же собственноручно расклеили по всему Кембриджу афиши с вашими
Пенхалигон поднимает стол, Олли собирает стаканы, Фицсиммонс усаживает пострадавшего на скамью, а я спрашиваю у Чизмена, сколько пальцев я держу у него перед носом. Он морщится и утирает рот:
– Отстань! Эта стерва пыталась проколоть мне ухо, а не глаз!
Появляется страшно недовольный хозяин заведения:
– Что здесь происходит?
Я поворачиваюсь к нему:
– На нашего друга только что напали трое подвыпивших старшеклассников, и ему необходима срочная врачебная помощь. Поскольку мы – завсегдатаи вашего заведения, нам бы очень не хотелось, чтобы вас лишили лицензии, поэтому мои друзья, Ричард и Олли, объяснят в отделении скорой помощи, что несчастный случай произошел вне стен вашего паба. Но, возможно, я не совсем правильно понимаю ситуацию, и вы все же предпочли бы обратиться в полицию?
Хозяин мгновенно соображает, что к чему:
– Ну что вы, конечно нет! Очень вам признателен.
– Всегда пожалуйста. Олли, где припаркована твоя чудесная «астра»?
– На стоянке в колледже. Но Несс…
– Можно воспользоваться моей машиной, – услужливо предлагает Пенхалигон.
– Нет, Джонни, ты и так перебрал, а отец у тебя все-таки – мировой судья.
– Да, сегодня все полицейские с алкотестерами, – предупреждает хозяин.
– Значит, Олли, ты – единственный, кто вполне трезв. А если вызвать «скорую» из Адденбрукской больницы, то приедут и полицейские, и тогда…
– Начнутся вопросы, письменные заявления, всякие там «а-как-поживает-ваш-отец», – подсказал хозяин. – Да еще и в колледж сообщат.
Олли смотрит на Несс, как обиженный мальчуган, у которого отобрали конфету.
– Ты езжай, – говорит Несс. – Я бы с тобой поехала, но от вида крови меня… – Она брезгливо морщится. – А ты помоги приятелю.
– Но я же обещал отвезти тебя в Гринвич…
– Не волнуйся, я прекрасно доберусь и на поезде, не маленькая. Позвони мне в воскресенье, обсудим планы на Рождество, ладушки? Ну все, вперед.
На табло моего радиобудильника мерцают цифры 01:08. С лестницы доносятся шаги, потом звучит робкий стук в дверь. Накидываю халат, закрываю дверь в спальню, пересекаю гостиную, приотворяю входную дверь на цепочке и, щурясь, выглядываю в щелку:
– Олли?! А который час?
В тусклом свете Олли – будто картина Караваджо.
– Половина первого, наверное.
– Ни фига себе. Что с тобой, бедолага? И как там наш бородач?
– Если переживет приступ жалости к себе, то все будет хорошо. Ему влепили противостолбнячную
– Да, конечно. Мы с Пенхалигоном проводили ее до самой стоянки такси на Драммер-стрит, ты ж понимаешь, вечер пятницы – это вечер пятницы. После вашего отъезда Фиц встретил Четвинд-Питта и Ясмину и отправился с ними в клуб. Затем, когда Несс благополучно села в такси, Пенхалигон ломанулся туда же. А я смалодушничал и ушел домой, где провел пару незабываемых часов в обществе профессора по имени И. Ф. Р. Коутс, автора восхитительной монографии «Бушономика и новый монетаризм», пока не уснул. Я бы пригласил тебя войти, но… – я зеваю во весь рот, – Буш меня совершенно доконал.
– А она не… – Олли, подумав, складывает два и два, – осталась в «Погребенном епископе»?
– И. Ф. Р. Коутс, вообще-то, мужчина. Профессор Блайтвудского колледжа, штат Нью-Йорк.
– Нет, я о Несс, – доверчиво поясняет Олли.
– Ах, о Несс! Несс торопилась в Гринвич, – с легкой обидой говорю я; Олли следовало бы знать, что я не стану переманивать его подружку. – Наверное, она успела на поезд в девять пятьдесят семь, до Кингс-Кросса. Теперь она уже дома, крепко спит и видит во сне Олли Куинна, эсквайра. Прелестная девушка, между прочим, насколько можно судить по нашему мимолетному знакомству. И по-моему, по уши в тебя влюблена.
– Правда? А всю последнюю неделю она… ну, не знаю… в общем, она как-то крысится. Я уж испугался, что, может, она…
Всем своим видом я изображаю непонимание. Олли растерянно умолкает.
– Да ты чего?! – говорю я. – Решил, что она тебя бросит? Ничего подобного. Если такая рафинированная любительница верховой езды западает на парня по-настоящему, то сразу же начинает изображать из себя суровую классную даму. Это только для вида. Не забывай и о более очевидной регулярной причине женских капризов: помнится, Люсиль раз в двадцать восемь дней превращалась в язвительную психопатку.
Олли заметно приободряется:
– Ну да… оно конечно…
– Вы же на Рождество увидитесь?
– Собственно, мы как раз сегодня собирались уточнить наши планы…
– Да, нашему Ричарду очень некстати потребовались добрые самаритяне. Между прочим, твои решительные действия в пабе произвели на Несс сильнейшее впечатление. Она так и сказала: сразу видно, что человек умеет вести себя в кризисной ситуации.
– Правда? Так и сказала?
– Практически слово в слово. На стоянке такси.
Олли едва не светится от счастья; будь он шести дюймов ростом и пушистый, пользовался бы огромным спросом в магазине игрушек «Тойз-ар-ас».
– Олли, дружище, прости, бога ради, но меня неумолимо манит благодатный сон.
– Извини, Хьюго, конечно. Спасибо тебе. Спокойной ночи.
Я возвращаюсь в постель, пропитанную ароматом женщины. Несс закидывает ногу мне на бедро:
– Так, значит, суровая классная дама? Вот я сейчас вышвырну тебя из кровати!
– Попробуй. – Я оглаживаю соблазнительные изгибы ее тела. – Но на рассвете тебе все-таки лучше уйти. Я же только что отправил тебя в Гринвич.