Костюм Адама для Евы
Шрифт:
Наши отношения с Анечкой практически заморозились, а вот с Настей стали очень тесными, близкими. Но ничего о ее детстве я не знала, речь о нем зашла один раз, и тогда была озвучена история про соседние дачи…
– Ну ты даешь, Романова, – укоризненно покачал головой Веня, выслушав мой рассказ. – Общаешься с человеком и ничего о нем не выяснила! С чего ты взяла, что отчество Насти Ильинична?
Я нахмурилась.
– Отца Гудковой зовут Илья Николаевич. Этого вполне хватило, чтобы я сделала вывод по поводу полного имени подруги.
– Хочешь сказать, что за
Я развела руками.
– Нет.
– Лохушка! – отрезал Веня. – Неужели ты веришь тому, что люди про себя говорят, и до сих пор не поняла: многие врут, приукрашивают действительность, придумывают неполученное образование, несуществующих богатых и чиновных родственников. А уж насчет возраста я вообще промолчу. Ни одна из моих знакомых ни разу не назвала точной цифры, им всем «немного за двадцать пять», даже тем, кому давно к пятидесяти. Как можно считать женщину близкой подругой и не поинтересоваться ее документами?
Я разозлилась:
– Прости, если тебя разочаровала, но я не служу пограничником. Когда я впервые пришла к Гудковой, та сказала: «Знакомься, Лампочка, это мои мама Лада Мироновна и папа Илья Николаевич Петровы». Что мне следовало сделать? По твоей логике, я должна была сказать: «Рада знакомству, а теперь предъявите ваши удостоверения личности, дипломы об образовании, школьные аттестаты, водительские права и свидетельство о браке»?
Веня надулся.
– Ну… не так грубо.
– А как? И, кстати, я сама никому паспорт под нос не сую. Совершенно уверена, большинство людей никогда не изучают бумаги своих друзей!
– Вот и получается, как с Гудковой, – буркнул Веня.
Но я уже успела прийти в себя и сама наскочила на Грекова:
– Хорошо, пусть я ужасная дура. Но ты! У кого был перед глазами… да хоть отчет о вскрытии тела несчастной Настюши? Там же четко указаны все данные. Почему ты не увидел, что она Валерьевна, а? Или медкарточка из клиники Сереброва, где Настя якобы родила Гришу. В ней небось тоже было указано правильное отчество.
– Валерьевна, Ильинична… в общем, похоже, – забубнил Веня.
– Да неужели? – засмеялась я. – Почему-то до сих пор я считала, что Валерий и Илья разные имена. Не надо глупо оправдываться. Ты просто не читал в бумагах официальные данные. Увидел фамилию Гудкова и дальше уже не смотрел. Был, как и я, совершенно уверен, что отец Настюхи Илья Николаевич.
По его напряженному сопению я поняла, что не ошиблась, и примирительно произнесла:
– Ладно, забудем про глупый косяк, с каждым случиться может. Когда долго общаешься с человеком и уверен, что знаешь его родителей, никаких сомнений насчет отчества приятеля не возникает.
Но потом я примолкла и ахнула:
– Послушай! Если Настя и Гриша брат и сестра, то ведь они никак не могут быть мужем и женой!
– Дошло, как до утки, на пятые сутки! Восхищен твоей сообразительностью! – съязвил Греков. – Конечно, брак они не оформляли. А если где и показывали свидетельство, то оно фальшивое. Да и нет необходимости его демонстрировать. В книгу записей актов гражданского
Но мне было не до подначек компьютерщика.
– Однако они назывались супругами! – не успокаивалась я.
– Сейчас скажу, что я герцог Кентерберийский, и ты мне поверишь, – хмыкнул Веня.
– Маловероятно, – вздохнула я. И вернула шпильку: – Есть архиепископ Кентерберийский и герцоги Кембриджский и Кентский. Ты слегка запутался в титулах. Но если приведешь женщину и объявишь: «Лампа, познакомься с моей женой Олей Ивановой», я не буду сомневаться в твоих словах. Кто родители Гудковых?
Веня пробежал пальцами по клавиатуре.
– Валерий Леонидович и Виринея Марковна. Он школьный учитель, она преподаватель кулинарного техникума. Оба покойные. Отец скончался шесть лет назад, мать в прошлом году. Проживали в центре, в районе Патриарших прудов, в доме, который объявлен историческим памятником – его построил известный архитектор в тысяча девятьсот седьмом году для дворянина Павла Гудкова. Ну-ка!
Веня с азартом застучал по клавишам.
– А дворянин тот, между прочим, прадедушка Гудковых, – вскоре затараторил он. – После большевистского переворота семнадцатого года особняк у него отобрали, превратили в многоквартирный дом, бывшего хозяина отправили жить в каморку. Так… ага… Дедуля примкнул к большевикам…
– Ты уверен, что нам необходимо знать историю родственников Гудковых до десятого колена? – не вытерпела я. – Намного интереснее выяснить, по какой причине Настя и Гриша решили прикинуться супругами и кем им приходятся Лада с Ильей Николаевичем. Понятно теперь, почему Петровы так спокойно восприняли весть о смерти Настюши – она им, оказывается, совсем не дочка.
– Подчас кровные узы ничего не значат, – тоном профессора заметил Греков, – а вот тесная дружба делает нас почти родными.
– Очень мудрое замечание, – не смогла я сдержать сарказма, – впервые слышу подобное. Но сейчас лучше поворошить биографию Петровых.
– Илья Николаевич, кандидат наук… – вновь завел Веня.
С каждым новым словом Грекова у меня с души падали камни. Все, что я знала о Петрове, оказалось правдой. Да и Лада никогда не обманывала окружающих. Супруги солгали лишь в отношении Насти, у Петровых не было своих детей. И еще маленькая деталь. В просторные апартаменты, состоявшие из двух квартир в доме сталинской постройки, которые я считала родовым гнездом Петровых, они въехали десять лет назад. В учетных документах паспортного стола указывалось, что Петровы, их дочь Анастасия и зять Григорий перебрались сюда из дома на улице Редькина – выехали из скромной двушки, улучшив жилищные условия. Но когда Греков копнул глубже, стало ясно: никаких документов о жильцах того дома не сохранилось, да и крохотная улочка исчезла, на ее месте сейчас громоздится мегамолл с магазинами, кинотеатрами и ресторанами. Ни подтвердить, ни опровергнуть факт проживания Насти, Гриши, Лады Мироновны и Ильи Николаевича на улице Редькина невозможно.