Косые тени далекой земли
Шрифт:
Когда они шли по улице Кучильерос, направляясь к ресторану «Ботин», Тикако вдруг воскликнула, застыв на месте:
– Ой, смотрите, как интересно!
Рюмон остановился.
На тенте ресторана, вывеска которого гласила «Эль Кучи», по-английски было написано следующее: «Hemingway never ate here».
Рюмон рассмеялся:
– «Хемингуэй никогда здесь не обедал». Это и вправду довольно смешно.
– Судя по тому, что фраза написана по-английски, очевидно,
Тикако достала камеру и сфотографировала вывеску.
Ресторан «Ботин», куда они направлялись, находился немного дальше.
В Испании полдевятого – довольно раннее время для ужина, но ресторан был заполнен практически весь, в основном иностранными туристами. На первом этаже стояла древняя, огромных размеров жаровня, где готовили «котинильо асадо»,[жареный поросенок – примечание автора] которым славился ресторан.
Их усадили за столик на втором этаже.
Заказав, как положено, поросенка, они выпили вина, закусывая угрем, жаренным в оливковом масле с чесноком, и ветчиной «хабуго».
По сведениям Тикако, слово «хабуго» было названием деревни в горах провинции Уэльва, где делали ветчину самого высокого качества из черных свиней, откормленных на желудях. Ветчина эта была покрыта толстым слоем жира и вовсе не походила на то, что подавали в ресторанах испанской кухни в Японии.
Тикако переговорила с администратором и энергично взялась за работу – фотографировала принесенные блюда, брала интервью у шеф-повара.
Все это время Синтаку хвастался, как близки они были с Тикако в ту пору, когда она работала в «Дзэн-до». Рюмон играл роль внимательного слушателя, но думал о том, с каким удовольствием он засунул бы собеседника в жаровню.
Они вышли из «Ботина» в одиннадцать вечера.
Синтаку взял на себя инициативу и повел их в таблао[кабачок, где танцевали фламенко – примечание автора] под названием «Лос Хитанос», находившееся в пяти минутах ходьбы по улице Кучильерос. Это было заведение невысокого класса, аляповато разукрашенное и совершенно очевидно рассчитанное исключительно на иностранных туристов.
Все танцоры-мужчины двигались без особого старания, так что непонятно было – пляшут они или играют в футбол.
Танцовщицы дружно соревновались друг с другом, кто поднимет подол платья выше.
Певец вопил во всю глотку, уставив глаза в потолок, а два гитариста монотонно бренчали в одном и том же ритме, как заезженная пластинка.
Синтаку, к недовольству окружающих, орал «оле!» каждый раз, когда танцовщицы поднимали платья.
Рюмон, потеряв интерес к певцу и танцорам, не сводил глаз с одного из гитаристов. Он его знал.
В перерыве Рюмон дал бою чаевые и попросил позвать этого гитариста к их столику.
Минут через пять из артистической уборной вышел гитарист. На нем была спортивная рубашка с длинными рукавами и широкие темно-синие штаны.
Когда он подошел к столику, Рюмон проговорил:
– Кадзама, дружище. Как хорошо, что у тебя зажила рука.
Увидев его, Кадзама Симпэй явно смутился.
Переведя
– Вы что, знаете его?
– Знаю. Сегодня днем мы встретились впервые. Тогда рука у него была на перевязи – из-за перелома или чего-то в этом роде, – но, судя по тому, как он только что играл, его можно поздравить с полным выздоровлением. Позвольте вам представить. Мой приятель Кадзама Симпэй – лучший гитарист Мадрида и мастер по подниманию пивных бутылок двумя пальцами.
Кадзама отвесил поклон и, примирившись с судьбой, присел за столик.
– Ах, вот оно что, – проговорила Тикако смеясь. – Так это он выманил у тебя пять тысяч песет?
Кадзама поскреб затылок и улыбнулся, показывая блестящий серебряный зуб.
– Ой, ну да… Понимаете, когда рука на перевязи, японцы быстрее соглашаются побиться со мной об заклад – из сочувствия. Но я обещаю придумать какую-нибудь другую уловку.
Рюмон рассказал обо всем, что произошло между ними днем, на что Синтаку, изобразив негодование, проговорил, грозя гитаристу пальцем:
– По-моему, это подлость – за границей выманивать у земляков деньги. Немедленно верни.
– Денег уже нет, – ответил Кадзама, пожимая плечами. – Я на них лотерейных билетов накупил.
Рюмон остановил Синтаку:
– Я эти деньги все равно не возьму. Он получил их не обманным путем, а выиграв пари. Благодаря ему я научился искусству поднимания бутылки, и, если считать это платой за обучение, то оно обошлось мне совсем недорого.
Сам не понимая почему, Рюмон не только не имел претензий к Кадзама, но даже чувствовал, будто встретился со старым другом.
Синтаку недовольно замолчал.
Рюмон налил гитаристу вина.
– Но, честно говоря, ты меня немного разочаровал. Нет, я не о нашем пари, а о твоем выступлении. Чтобы лучший гитарист в Мадриде и так играл?
Кадзама пожал плечами:
– Приходить в это заведение в надежде послушать хорошее фламенко – это все равно как идти в городскую баню в расчете погрузиться в горячий минеральный источник.
– Тогда присоветуй-ка мне хороший источник.
– Дайте подумать… А почему бы вам не попробовать заглянуть в «Лос Гатос»? Там только гитара и канте, но зато и то, и другое – высший класс.
– Первый раз слышу. Расскажи-ка, где это?
Кадзама набросал на бумажной салфетке примерную схему.
Место это находилось севернее Гран Виа, и от гостиницы «Вашингтон» было не так далеко.
– Если придете послезавтра вечером, я там как раз буду аккомпанировать. Приходите к полуночи, я возмещу вам все расходы.