Косые тени далекой земли

Го Осака

17

Синтаку Харуки вел машину, мурлыча что-то себе под нос.

Кабуки Тикако увлеченно перечитывала записи, которые сделала в «Ботине».

Рюмон Дзиро задумчиво смотрел в окно. Он пребывал в мрачном настроении.

Вчера вечером, когда они втроем, выйдя из «Лос Хитанос», искали такси, Синтаку спросил:

– Вы действительно завтра едете в Саламанку?

– Собираюсь.

–

А ты что там будешь делать, Кабуки?

Под огнем противника ответ Тикако прозвучал так, словно она оправдывалась:

– Хочу сделать репортаж о тамошних ресторанах, поэтому и решила составить Рюмону компанию.

Как только Синтаку услышал ее слова, не спрашивая ничьего согласия, он объявил, что сам отвезет их туда на машине.

Рюмон испуганно начал отказываться под предлогом, что у Синтаку есть своя работа и что он не хочет беспокоить его.

– Не переживайте, – рассмеялся тот. – Завтра – первое ноября, праздник Тодос Лос Сантос,[праздник всех святых – примечание автора] и вся страна отдыхает. А мне совершенно не в тягость переночевать в Саламанке.

Рюмон не нашелся что сказать. То, что завтра праздник, было для него новостью.

Пока он искал предлог для отказа, Тикако, как ни странно, поддержала его идею.

– В самом деле, почему бы нам не съездить всем вместе? Веселее будет.

– Именно, именно. Давайте съездим втроем, – с нажимом сказал Синтаку. – Такой случай выпадает не часто, может, и я смогу быть вам полезен.

Ну уж теперь никакого предлога для отказа не придумаешь.

Вот так задуманный Рюмоном план попутешествовать вдвоем с Тикако рассыпался в одну секунду.

Он перевел взгляд на видневшуюся вдалеке горную цепь.

Темно-серые облака повисли совсем низко над землей, готовые пролиться дождем. За два дня Рюмону ни разу не удалось увидеть настоящее «испанское» небо.

Он был уверен, что Синтаку вызвался сопровождать их вовсе не из любезности, а потому, что был страстно увлечен девушкой.

Но зачем же она-то поддерживает его? Быть может, ей не хочется оказаться с ним самим наедине?

Эта мысль терзала сердце Рюмона.

Он прекрасно понимал, что отреагировал эгоистично и по-детски. Но отнестись по-другому к идее Синтаку у него тоже не получалось.

Догадывалась ли Тикако о том, что было у него на душе, неизвестно, но, так или иначе, сейчас она сидела, полностью погруженная в свои записи, не произнося ни слова.

И только голос Синтаку, напевавшего себе под нос, раздражающе звенел в ушах, словно жужжание мухи, не заметившей, что лето уже миновало.

Ему захотелось выпрыгнуть из машины.

Они приехали в Саламанку вскоре после двух.

Синтаку, ведя машину по карте, с которой сверялся Рюмон, переправился через реку Тормес и въехал в город с юга.

По улице Сан-Пабло они минуты две ехали на север и меньше чем через километр уже оказались на площади Поэта Иглесиаса, то есть совсем рядом

с площадью Майор.

Гостиница «Гранд Отель», где они перед выездом зарезервировали по телефону номера, выходила окнами как раз на эту площадь.

Рюмон выбрался из машины первым. Следом за ним – Тикако. Чемоданы они оставили в своих мадридских гостиницах, и теперь у них с собой были лишь сумки.

На Тикако был тонкий бежевый свитер и облегающая юбка темно-коричневого цвета, на ногах – туфли-лодочки без каблука.

– Здесь гораздо холоднее, чем в Мадриде, – заметила она, зябко поеживаясь.

– Просто Саламанка расположена севернее Мадрида.

Они разглядывали гостиницу, дожидаясь Синтаку, который поехал ставить машину на стоянку где-то на задворках здания.

Пятиэтажная гостиница из светло-коричневого песчаника выглядела непрезентабельно.

На навесе перед входом красовались белые буквы: «GRAND HOTEL».

Рюмон ожидал, что гостиница, судя по громкому названию и наличию четырех звездочек, окажется помпезным строением в стиле барокко, и, обнаружив, что это не так, почувствовал радость.

Куниэда Сэйитиро рассказывал, что когда офицер Нисиура Сусуму в бытность его на дипломатической службе приехал в ноябре 1936 года из Франции в Саламанку, чтобы ознакомиться с обстановкой, то он останавливался именно в этой гостинице.

Кроме того, в дипломатическом архиве сохранились документы, в которых говорилось, что в декабре 1937 года, когда Япония официально признала правительство Франко, в одном из номеров этой гостиницы было открыто временное представительство Японии.

Однако, глядя на столь непрезентабельный вид гостиницы, трудно было поверить, что именно это место послужило сценой столь важных исторических событий.

Вестибюль был тесен, сразу слева за ним находился небольшой холл, справа – стойка со столом администратора. Прямо напротив входа располагался бар. Хотя туристский сезон еще не кончился, постояльцев не было видно.

Они зарегистрировались и, договорившись встретиться через пятнадцать минут, поднялись в отведенные им комнаты на втором этаже. Синтаку и Рюмон оказались соседями, и только номер Тикако находился немного в стороне.

По-видимому, в отеле совсем недавно делали ремонт, и интерьер производил гораздо более благоприятное впечатление, чем можно было заключить, стоя снаружи. Сами комнаты были вполне уютные и приятные.

Когда Рюмон с некоторой задержкой спустился вниз, Синтаку и Тикако сидели на диване в холле, оживленно беседуя.

– Давайте, может, для начала пообедаем? – предложил Синтаку. – Все равно сейчас как раз сиеста и все, кроме ресторанов, закрыто.

– Но ведь сегодня праздник. Я не уверен и насчет ресторанов.

– Я схожу узнаю, – проговорила Тикако, поднимаясь со своего места и направляясь к стойке администратора.

Перемолвившись двумя-тремя фразами с лысым человеком, она вернулась.