Кот играет с огнем
Шрифт:
Обивку своего персонального кресла Джо давным-давно разодрал в клочья. Это место принадлежало ему и только ему: ни кошки, ни собаки, ни человек не имели права занять его.
Закончив учиться, Джанет переехала в Молена-Пойнт, в другую дешёвую комнату, и бралась за любую сварочную работу в доках, чтобы заработать на жизнь. Всё до гроша она тратила на краски и холсты, кислород, ацетилен и листовую сталь для своих скульптур. Она отправляла свои работы на все возможные конкурсы в Калифорнии, но только спустя два года её признала галерея Аронсон. Тогда жизнь стала налаживаться, и Джанет смогла купить подержанную мебель и фургон, тоже не новый. Меньше чем через год после
Джо вытащил с полки второй альбом, который оказался заполненным глянцевыми снимками двадцать на двадцать пять: рекламными фотографиями Джанет и её работ. На первом снимке она стояла спиной к пёстрому пейзажу, на котором каменный утёс был изображён снизу вверх, с уровня пенистых волн. В самом верху картины угадывались блестящие крыши на фоне тонкой полоски неба. Джанет стояла перед этим полотном, глядя прямо в камеру и лукаво улыбаясь. Её руки и спецовка были перемазаны в краске, а глаза полны энергии и жизни.
Дульси вздрогнула, поплотнее обернулась хвостом и оглядела комнату, где жила Джанет. Где она проснулась в то утро понедельника, не имея понятия, что всего спустя час будет мертва.
«Как же так, – подумала Дульси, – умрешь, и дальше –ничего?» С тех пор как погибла Джанет, этот вопрос постоянно беспокоил её.
В том же альбоме кошки нашли датированные снимки последних работ Джанет, а в конце обнаружилась фотография белого кота, цветной снимок двадцать на двадцать пять. Он сидел на голубой драпировке, ткань была старательно подобрана под цвет его глаз и голубого ошейника. У кота была длинная ухоженная шерсть, а хвост напоминал огромный пушистый плюмаж. Вид у него был умный и насторожённый, однако высокомерный и холодно-требовательный.
Были ещё совместные снимки кота и Джанет: на одном он сидел у неё на коленях, на другом лежал на её плече, полуприкрыв глаза.
– И всё-таки, может быть, он ещё жив? Возможно, ранен. Может быть, потому он и снится мне, что ему нужна наша помощь?
– Дульси, добровольные спасатели искали везде. Человек двадцать прочёсывали холмы. Тебе не кажется, что, останься он жив, его нашли бы? Даже раненый, он попытался бы вернуться домой.
– А вдруг он очень серьезно ранен? Или приходил домой и нашёл пепелище, а Джанет исчезла, нет её свежих следов? Должно быть, он ужаснулся. Он мог снова уйти, напуганный в растерянный. Его наверняка до смерти напугал пожар, и он теперь боится приближаться к дому.
– Неважно, насколько он испугался: если бы он был голоден, пошёл бы к соседям, по крайней мере попросил бы у них поесть.
– Но ведь я почему-то вижу его во сне, – Дульси в упор взглянула на Джо своими ясными зелёными глазами. – Это не просто так. У этих снов должна быть какая-то причина, они не могли возникнуть в моем сознании сами по себе. Прежде чем он явился мне во сне, я даже не знала толком, как он выглядит, ведь я видела его только издалека. Я не знала, что у него голубые глаза и что он носит голубой ошейник с медной бляшкой. – Дульси
– Может, ты всё же видела его разок вблизи, видела его ошейник, только забыла.
– Нет, не видела. Я бы точно запомнила.
Джо не ответил, и она не стала продолжать. Возможно, в 11 мужских генах есть нечто, не позволяющее размышлять о подобных загадках.
Остальную часть содержимого альбома составляли любительские снимки: Джанет на пикнике, на вечеринке; на нескольких фотографиях она была запечатлена рядом с пышно разодетой толстухой.
– Беверли, – сказала Дульси. – Должно быть, это и есть её сестрица Беверли. Именно так её описывала Вильма. Похожа на раскормленного мопса.
На трех фотографиях Джанет в купальнике стояла на каменистом берегу; были снимки, сделанные во время игры в бейсбол: на одном загорелая и улыбающаяся Джанет готова была подавать мяч, а на другом отбивала подачу.
Джо и Дульси вытащили с полок и просмотрели все большие альбомы в кожаных переплетах, их было столько, что они заняли всю кровать. Дневника не было. Дульси залезла под кровать, пол съехавшую простыню и стеганое одеяло, затем ещё раз проверила книжные полки, расталкивая носом беспорядочно стоявшие книги. Когда, балансируя на нижней полке, Дульси почувствовала, что та шатается, она спрыгнула на кровать и попыталась подсунуть лапу под неровно лежавшую доску.
Кошки принялись сдвигать полку, покачивая её и поддевая когтями. Наконец она подалась.
Внизу оказалось нечто вроде узкого ящика, где лежали коробка косметических салфеток, крем для лица, баночка крема для рук, два небольших альбома для эскизов, карандаши, ручки и маленькие настольные часы с крышкой. Из-под этой груды едва виднелась небольшая книжка в кожаной обложке.
Дульси нерешительно потрогала её лапой. К запаху кожи примешивался запах Джанет. Дульси ухватила книжку зубами, вытащила, положила на кровать и осторожно открыла.
Кошки переглянулись и заулыбались. Они таки нашли его, дневник Джанет.
Почерк у Джанет был мелкий и аккуратный. Она заполняла всю страничку, оставляя только узенькие поля. Строчки жались друг к другу так тесно, будто Джанет старательно экономила место, намереваясь пользоваться этой книжкой как можно дольше.
Половина дневника была пуста.
Джанет начала вести его ещё в художественной школе, но тогда это были лишь отрывочные заметки, главным образом беспорядочные записи о сценах и видах, которые она хотела бы нарисовать.
«Угол улиц Джонс и Ломбард, белое викторианское здание возвышается над магазинами…
Верхняя часть Каштановой улицы, когда штормовое небо низкое и тёмное, а Восточная бухта кажется такой близкой, будто её можно потрогать… Свет на Русском холме, когда солнце пробивается сквозь облака. Можно ли положить этот свет на холст?»
Несколько строчек касались переезда в Молена-Пойнт, здесь же указывались некоторые затраты на переезд. Целая страничка была посвящена поискам квартиры. Затем следовал перерыв по времени. Позже, во время бурного брака с Кендриком Малом, записи стали длиннее и наполнились болью. Это был настоящий калейдоскоп обид, которые причинял ей Мал: сарказм мужа по отношению к её работе ранил Джанет. Вдобавок он ей изменял. Эти записи не предназначались для посторонних глаз: Джанет изливала на бумагу свое мучительное разочарование в Кендрике и в конце концов написала о своём решении уйти от него. Отзывы о разводе были несдержанными и резкими, полными всё возрастающей ненависти.