Кот, который приезжал к завтраку
Шрифт:
— Я не беру выходных. Работаю семь дней в неделю. Подождёте, пока я сварганю себе чашку кофею? Вы, конечно, больше не хотите?
У Квиллера было чувство, будто он только что нашёл зарытое сокровище. Тайна маяка никогда не упоминалась у Гомера Тиббита.
— Мой дед, — начала Харриет, — без конца рассказывал эту историю, так что она, прямо скажем, в сердце мне запала. В ней замешан наш прадедушка.
— Правда? Он был смотрителем маяка?
— Нет, верхние никогда не понимали островитян. Это меня бесило! Это всё равно что сказать, будто они тупые или им нельзя доверять. Верхние наняли
— Так в чём же замешан ваш прадед, Харриет?
— Ну, он был вроде вожака, потому что умел читать и писать.
— Это казалось необычным?
— Угу. Здесь ведь не было школы. Поселенцы были какой-то забытой колонией — и не только забытой, но и оплёванной.
— Где же тогда обучался ваш прадед?
— У своего па. А его па был вроде проповедника, но это уже совсем другая история.
— Не томите, Харриет, — заерзал Квиллер. — Что же всё-таки случилось?
— Ну, в одну тёмную ночь мой прадедушка проснулся и не понял отчего. Словно услышал глас Божий: «Проснись! Проснись!» Он вылез из постели, вышел, смотрит — а сигнальный огонь не горит! Плохо дело! Он натянул сапоги, взял фонарь и пошёл к маяку. До него с милю было. Как добрался, видит — там ни души, он покричал — в ответ ни звука. Ворота в ограде были на замке, и он перелез через решетку. Двери в домик смотрителей нараспашку, а внутри — никого. Он решил было сам зажечь на маяке огонь, да дверь на башню оказалась заперта. Он не знал, что и делать.
— Телеграфа в то время ещё не было? — спросил Квиллер.
— Ни телеграфа, ни радио, ни телефона. Это случилось давным-давно, мистер К. Так вот… Мой прадедушка пошёл домой. Проходящие суда, видно, были извещены, что маяк не горит, потому как… вскоре на острове прохода не стало от полиции и солдат. Они арестовывали людей, обыскивали дома и даже разрывали могилы на задних дворах. Кладбища у нас тогда не было.
— Они подумали, что смотрителей убили островитяне? Но зачем?
— Верхние думали, будто островитяне хотели, чтобы суда разбивались и они могли их грабить. Поверили старым басням насчёт пиратской крови! Сто лет назад оно было, а люди всё ещё этому верят! Это меня так бесит, что я аж вся киплю!
— Старые легенды не умирают, — сказал Квиллер. «Из них только стряпают фильмы», — подумал он. — Тела смотрителей нашли?
— Нет. Полиция заподозрила моего прадедушку и увезла его на материк допрашивать.
— Почему? Потому что он перелез через ограду?
— Потому что умел читать и писать. Решили, что опасен.
— Невероятно! Вы уверены, Харриет, что все это — правда?
Она торжественно кивнула.
— Он вёл дневник и все туда записывал. Моя ма его припрятала.
— Я дорого бы дал, чтобы увидеть этот дневник, — сказал Квиллер. «Что это был бы за сюжет! — думал он. — Кусай себе локти, Гомер Тиббит!»
— Моя ма никому дневник не покажет, — отозвалась Харриет. — Она боится — украдут.
— А вы когда-нибудь
— Только раз, когда была в седьмом классе. Я участвовала в школьной программе к Родительскому дню, вот моя ма и позволила мне его посмотреть. В нём есть что-то странное.
— Например?
— Я помню одну страничку, потому что заучила её для программы: «Август, седьмое. Хороший день. Озеро спокойно. Легкий юго-восточный ветер. Целый день таскал сети. Мэри умерла в родах. Ребёнок, слава Богу, хороший. Август, восьмое. Холод. Облачно. Ветер окреп до северовосточного. В ловушках — три кролика. После ужина похоронил Мэри. У ребёнка колики…» Через несколько дней маяк погас, — заключила Харриет, — а солдаты разрыли могилу.
— Ужасно! — воскликнул Квиллер. — Как мог ваш прадед писать о таком без эмоций?
— Островитяне не плачут. Они лишь делают то, что должны делать, — объяснила Харриет, — и неважно, тяжело это или нет.
Квиллер подумал: «Они ещё и не смеются». И спросил у неё:
— Островитяне были в дружеских отношениях со смотрителями?
— Угу. Праздники вместе отмечали, а деда иногда привозил им свежую рыбу. Они давали ему галеты. Островитяне не могли входить внутрь ограды, зато смотрители могли оттуда выходить.
— После исчезновения смотрителей порядки изменились?
— Ну, верхние продолжали присылать по трое мужчин на эту работенку, только теперь у них были большущие собаки.
— Поздравляю вас, Харриет. Вы излагаете факты, будто видели все своими глазами.
— Я столько раз это слышала, — скромно сказала она.
— Из этого выйдет отличный материал для моей колонки. Не возражаете, если я вас процитирую?
Довольство похвалой сменилось в ней внезапной тревогой.
— Чего это вы выдумываете? Только не про маяк!
— Наоборот, тайна маяка — это самое интересное, — возразил он. — Я впервые слышу такое, хотя уйму документов прочёл по истории округа.
Харриет в досаде закрыла руками лицо.
— Нет! Нет! Об этом нельзя писать! Ничего! Я рассказала о маяке просто потому, что думала — вам лично это интересно. Я не знала…
«Ну почему, — задал себе вопрос Квиллер, — почему люди рассказывают журналистам потрясающие истории или выдают личные секреты, которые не хотят предавать гласности? И почему они так удивляются, когда это появляется в печати? Ну что случилось бы, обыграй я этот сюжет? Исторический материал, полученный из анонимного источника…» А потом подумал: «История с маяком может быть мистификацией. Знает ли она, что это неправда? Это могло быть семейным преданием, выдумкой, призванной хоть как-то объяснить появление сомнительного бронзового диска на территории маяка. А что до дневника, он, вероятно, тоже миф». Харриет же он сказал:
— Приведите мне хоть одну весомую причину, почему мне не следует публиковать историю с маяком. Ваши слова останутся между нами.
— Она наделает беды. Наделает беды в селе. — Она облизала вмиг пересохшие губы.
— Какой беды?
— Вы не знаете, что случилось в День поминовения? По-моему, мистер Эксбридж не допустил, чтобы это попало в газету. Несколько мужчин с материка — из Локмастера — пришли в село с лопатами и стали копать, чтобы найти зарытые пиратские сокровища. Выкопали большие ямы перед самым домом ма и возле школы. У них была карта, которую они купили у какого-то человека в баре за пятьдесят долларов.