Кот, проходящий сквозь стены
Шрифт:
Я вытряхнул все из отделений бумажника, включая и «секретный» кармашек. В нем лежал золотой сертификат, выданный банком в Цюрихе (эквивалентный примерно семнадцати тысячам крон) и, по-видимому, припасенный на обратный билет.
Там же – стандартное удостоверение, выдаваемое в Голден Руле всем прибывающим. Все, что можно было из него извлечь, – это фотография, названное им имя, национальность, возраст, место рождения и так далее, а еще подтверждение того, что Компании предъявлен обратный билет или сумма, необходимая для оплаты как билета, так и пребывания на спутнике-поселении в течение
Я не знаю наверняка, как поступает Компания с теми, кто, слишком потратившись, остается без обратного билета и без денег на него. Возможно, они могли продать свои контракты. Но я не знал, сколько это стоит.
Прожиточный минимум – это нечто, чем я не стал бы рисковать…
Удостоверение, выданное Компанией на имя Энрико Шульца: тридцать два года, гражданин Белиза, уроженец Сиудад Кастро, бухгалтер. С фотокарточки глядел тот самый несчастный дурачок, который позволил себя убить, пытаясь выйти на связь в таком людном месте.
…И я уже в сотый раз подивился: почему он мне не позвонил и не пригласил поговорить в укромном месте? В качестве «доктора Эймса» я значился в справочнике, а пароль «Уокер Эванс» обеспечил бы ему конфиденциальный разговор со мной.
Я показал фотографию Гвен.
– Это тот самый парень?
– Кажется, да. Хотя не могу сказать с уверенностью.
– Я-то вполне уверен, поскольку говорил с ним лицом к лицу несколько минут.
Наиболее интересная информация содержалась для меня в том, чего же не хватает в бумажнике? Там было удостоверение Голден Рула, золотой швейцарский сертификат и еще восемьсот тридцать одна крона. И все!
Никаких кредитных карточек, ни водительских прав, ни контракта, ни членского билета гильдии или объединения, ни билета члена какого-нибудь клуба или общества – ничего!
Бумажник мужчины похож на дамскую сумочку – и там и тут всегда скапливается всякий хлам: фотографии, газетные вырезки, счета из магазинов и прочее, до бесконечности. И постоянно требуется уборка этого мусора. Но и после любой такой «чистки» кое-что, в чем обязательно нуждается современный человек, должно остаться. У моего приятеля Шульца не осталось ничего.
Вывод: его не волновала проблема истинного подтверждения собственной личности.
Следовательно, где-то в поселении Голден Рул есть набор его истинных документов: удостоверение с иным именем, паспорт, почти наверняка выданный не Белизом, другие бумаги, которые могли бы раскрыть его подноготную, мотивы поведения и, возможно, то, откуда ему известен пароль «Уокер Эванс»?
Но как же все-таки это выяснить?
Меня беспокоило еще и побочное обстоятельство – те самые семнадцать тысяч в золотых швейцарских сертификатах. Не содержалась ли в них, помимо стоимости обратного билета, еще и ничтожная сумма, предназначенная мне в уплату за убийство Толливера? Если это так, то меня оскорбили до глубины души. Я предпочел бы убийство как выполнение общественного долга.
Гвен вдруг спросила:
– Не хочешь ли ты со мной развестись?
– Что, что?
– Я втравила тебя в этот брак. У меня были самые добрые намерения, честное слово! Но все повернулось
– Ах, Гвен, жениться и развестись в один день – это не по мне. Если хочешь меня турнуть, давай проделаем это завтра. Но хотелось бы иметь испытательный срок дней в тридцать. Или хотя бы в две недели. И дать тебе такую же возможность. Вот тогда наши действия, как в горизонтали, так и в вертикали, будут оценены по достоинству. Либо не оценены. Предоставляю тебе судить об их достоинствах. Ну как, разве это не справедливо?
– Справедливо. Хотя я и могла бы забить тебя до смерти твоими же собственными хитроумными рассуждениями.
– Забить мужа до смерти – это привилегия любой замужней женщины… особенно если это сделать втихую. Пожалуйста, отвлекись от битья, ибо меня беспокоит кое-что другое. Не могла бы ты высказать свои суждения – почему понадобилось убивать Толливера?
– Рона Толливера? Нет. Хотя не могу привести доводов и в пользу того, что ему надо оставаться живым. Он ведь хам!
– Да, он хам, это верно. И не будь он одним из партнеров Компании, ему давно предложили бы использовать свой обратный билет и убраться. Но ведь я не сказал «Рон Толливер», я сказал всего лишь «Толливер»!
– А что, здесь еще один такой? Надеюсь, что нет!
– Увидим.
Я подошел к терминалу и, запросив информацию на «Т», прочитал:
– «Ронсон Эйч Толливер: Ронсон Кью – его сын; жена сына Стелла М.Толливер»… Эй! Тут есть еще: «Смотри – Талиаферо»!
– Это исходное написание, – заметила Гвен. – Но произносится почти так же, как «Толливер».
– Ты уверена?
– Абсолютно. По крайней мере, к югу от линии Диксон-Мейсон на Земле.
Написание «Толливер» подразумевает малограмотную публику, неспособную писать. Писать имя полностью, а потом читать его, произнося все буквы, так делают фиговые янки типа «Липшицев»! А вот владельцы плантаций, аристократы, презирающие негров и обожающие женщин, пишут слова полностью, а произносят их кратко.
– Жаль, что ты это говоришь.
– Но почему, милый?
– Потому что здесь еще трое мужчин и одна женщина, чьи имена пишутся полностью: «Талиаферо»! И я не знаю никого из них, а посему не представляю, кто же должен быть убит?
– А ты обязан убить кого-то из них?
– Не имею понятия. Вот что: я, кажется, слишком много тебе наговорил.
И если ты намерена оставаться моей женой хотя бы еще четырнадцать дней…
А ты намерена?
– Разумеется! Четырнадцать дней плюс всю оставшуюся жизнь. А ты просто-напросто большой поросенок-шовинист!
– И пожизненно оплаченный партнер.
– И дразнилка!
– Думаю, и ты грешишь тем же. А не желаешь ли вернуться в постельку?
– Нет, пока ты не решишь, кого именно намерен убить.
– Но это может занять много времени.
И я сделал лучшее, что мог: изложил ей во всех деталях и без прикрас мой короткий диалог с человеком, назвавшимся Шульцем. Это было все, что я знал. Он погиб слишком рано, чтобы узнать больше, и оставил бесконечно много невыясненного.
Я сел за терминал, запустил текстовый редактор и открыл новый файл, словно сочиняя очередную литературную «халтуру»: