Котенок и незнакомец

Баскакова Нина

Мы сидим на кушетке. Егор уже спит. Это не удивительно, если учесть сколько он бегает с Чарли. Там кто угодно устанет. Антон обнимает за плечи. С одной стороны с ним спокойно. С другой, я чувствую внутри него спящее чудовище. Антон просто контролирует его. Не выпускает наружу. А на самом деле он ничем не отличается от Алексея. Он ловит мой встревоженный взгляд.

— Чего котенок? — Лицо спокойно.

— Нет. Я… — Нужно спросить. Лучше сразу узнать, чем мучиться неизвестностью. — Почему?

— Что почему? — В глазах появляется теплота.

— Почему ты здесь? Со мной. — Спрашиваю и сразу закрываю глаза.

— На это много причин, котенок.

— Каких?

— С тобой спокойно. Кажется, что все мысли и думы, которые обычно крутятся сломанной

каруселью — это ничего не значащие мелочи. Потом, тебе помочь надо. Может поиграть в рыцаря захотелось. Или из-за того, что ты мне нравишься. Не знаю. Пока еще сам не понял. Или все проще, и я просто приглядываю за тобой, потому что меня попросили.

— Попросили?

— Твой герой таинственный. Вот у людей игры! — Антон рассмеялся. — Вы хоть познакомились?

— Нет. Так больше и не общаемся. Он не спрашивал обо мне?

— Могу соврать, но не буду. Не спрашивал.

— Так и должно быть. — Я опять закрыла глаза. — Порой хочется взять и уехать, чтоб забыть. Но понимаю, что от себя не убежишь. Даже хорошо, что я так и не познакомилась с ним. На улице встречу — не узнаю.

— Тут я не понимаю тебя. А если это его ребенок? Есть же такая вероятность.

— И что? Человек меня видеть и знать не хочет. Привязывать его к себе ребенком? Смысл? Насильно мил не будешь.

— Вы толком друг друга не знаете. И такие поспешные выводы делаете.

— А что ты предлагаешь? Звонить и унижаться, чтоб мне дали шанс? Не буду.

Тихо. Ночь. Синеватый свет лишь от телевизора. Меняются картинки на экране. Фильм то и дело прерывается на рекламу. Я даже не понимаю чего смотрю. Просто не хочу сидеть в тишине и темноте. Антон дремлет, а я не могу уснуть. Завтра опять буду ходить как сонная муха. Толчок. Нет, скорее пинок. Живот ходуном. А ребенок растет. Уже шевелиться начинает. Скоро на свет появится. Ему все равно чего там родители выясняют. У него свои планы на этот счет. И порой даже хорошо, что мы не можем влиять на эти планы.

Очередной вечер. Я приготовила ужин. Напрактиковалась у Ульяны, теперь еда получается не только съедобной, но и вкусной. Антон опять ночует у меня. Каждый вечер приходит. Иногда с пивом, чаще трезвый. Я не против. С ним спокойнее. Мы ужинаем втроем, потом смотрим телевизор, пока не засыпаем. Вот так и сейчас. Работает телевизор. На экране смеются над очередной дурацкой шуткой. Не понимаю почему они смеются. Хотя я много в этой жизни не понимаю. Почему так получилось? Почему я больше знаю страх, чем радость? Нет, я еще знаю что такое любовь. Я люблю Егора. Люблю своего не рожденного ребенка. Знаю что такое страсть. Так что я чего-то в этой жизни, но поняла.

— А кем ты ездишь работать?

— Кем предложат. И грузчиком, и кладовщиком работал на складах в Подмосковье. На рыбном заводе рыбу чистил. Самая грязная и тяжелая работа была. Долго потом рыбу видеть не мог. Но платили неплохо. — Антон смотрит этот дурацкий ящик, как будто его так интересует эта передача. На самом деле ему нужно заполнить информационный голод, пустоту, что вызывает одиночество, которое живет в нем так же как и во мне. Телевизор создает иллюзию заполненности. Вроде кто-то говорит, смеется. Ты не один. Иллюзия. Я также люблю обманываться. В этом мы с Антоном похожи. У Алексея этой пустоты не было. Он сам ее создавал.

Сажусь к Егору, глажу его по волосам. Он закрывает глаза. Лежит не шевелится. Лишь тихое дыхание показывает, что он живой. Хорошо, что он у меня есть. Катя меня не понимает в этом плане. Говорит, что это безответственно рожать двух детей. Двадцать четыре года слишком рано, чтоб быть матерь. Нужно набраться опыта, узнать, что такое жизнь. Выучиться, сделать карьеру и только потом и думать о ребенке. У меня же все ни как у людей. Она меня убеждала, что я ломаю свою жизнь. Ей не понять, что дети вытаскивают меня из той ямы безнадежности, в которой я так глубоко упала. Они дают стимул поднимать себя, крутиться, искать подработки. Теперь я помимо двора, мыла еще подъезды. Через пару месяцев уходить в декрет. Деньги нужны. Ульяна сказала,

что поможет с заготовками и картошкой. Вот и еда. Ничего, даже пойдя в декрет я получу какие-то выплаты. Шесть тысяч будут платить в месяц, пока буду в декрете сидеть с малышкой. Материнский капитал дадут. Правда три года ждать придется. Но на него в Леснове можно купить вот такую однокомнатную квартиру в деревянном доме. У меня будет свое жилье. Ясли с года работают. Я узнавала. Ничего, проживем. Тяжело, но жизнь никогда легкой не была.

Егор похоже уснул. Мышцы расслабились. Дыхание почти не слышно. Я пересела к Антону на кушетку. Обняла подушку. Антон нагло ее отобрал и положил к себе под спину. Меня же прижал к себе.

— Так ведь лучше? — Усмехается. Жарко. Душно. И тело его горячее. Этого не скрывает легкая рубашка.

— Не знаю. Нужно подумать.

— Так думай. Времени много.

— Я только здесь поняла, что время есть. Оно никуда не денется. Его не надо догонять. В Москве все торопятся. Сама сколько раз куда-нибудь спешила. То из школы бежала на тренировку, то с тренировки домой. До спорткомплекса нужно было ехать на автобусе. Он редко ходил. И я все время бежала, чтоб не увидеть его хвост. Иначе придется ждать. Большой город — большие расстояния. Нужно больше времени, чтоб куда-то доехать. Когда я стала жить с Алексеем, то забыла об общественном транспорте. Алексей ездил только на машине или летал на самолете. С ним я узнала, что такое пробки во всей их красе. Один раз в пробке простояли восемь часов. Опять люди куда-то торопятся, куда-то опаздывают. Пробка тянется медленно. Пешеходы обгоняют машины. Скрываются в метро, чтоб оказаться в пробке из людей. Грязный снег падает на серый город. Под колесами машин коричневая каша из подтаявшего снега из-за реагентов. Магазины красуются освещенными витринами, на которые не обращают внимание торопящиеся пешеходы. Их рассматривают такие же пассажиры, застрявшие в этом потоке машин. А люди идут, торопятся. Они ни на что не обращают внимания. Не могут остановиться ни на миг, чтоб не опоздать. Как будто любое промедление стоит им жизни. Как муравьи копошатся, чего-то тащат, пыхтят от натуги, но перебирают ногами в грязной массе снега. И это заразно. Даже выходя из дому заранее, попадая в поток людей, ты ускоряешь свой шаг. Начинаешь также торопится, как все. Эффект толпы. Когда люди не единица, а что-то большое и общее. Без разума, но с ярко выраженными инстинктами. В Леснове жизнь другая. Здесь тихо и лениво. Жизнь неспешная. Никто никуда не торопится, потому что знаешь, что успеешь. Если не успеешь, то от этого мир не перевернется. Есть завтра, чтоб дойти до пункта назначения.

— Торопиться некуда. Один день похож на другой. Нет смысла спешить. — Лениво отвечает Антон.

— Это плохо?

— Кому-то нужно движение, кому-то и в болоте сидеть нравится, да лягушку изображать.

— Значит, я лягушка.

— Ты котенок.

— Почему?

— Потому что похожа. Маленькая, беззащитная с доверчивыми несчастными глазками. — Он говорит спокойно, ровно, уверено и отстранено. Вроде рядом сидит, а с другой стороны далеко отсюда.

— Ты не учишься?

— Нет.

— После школы нужно получить профессию.

— Говорят, нужно. — Он не соглашается, скорее переедает чужие слова.

— Ты так не считаешь?

— Зачем мне нужна профессия? Штаны просиживать два года? Работу я и так найду.

— Низкооплачиваемую.

— Мне пока хватает. Когда понадобятся деньги, то и буду думать как их заработать.

— И до чего ты додумаешься? Украсть?

— Может и украсть.

— Это не правильно.

— А что правильно?

— Три года просидеть на шеи матери, чтоб получить корочку, что я слесарь? Женится на какой-нибудь Светке-Машке. Заделать ей ребенка. Понять, что это ошибка и уйти к Таньке. Получать десять тысяч зарплаты. Крутить роман заодно с Юлей и Олей. Наделать детей. Сесть в тюрьму по пьяной драке. Выйти и выплачивать до смерти долги по алиментам детям, которые знать не хотят такого папашу. Это лучше?