Котенок и незнакомец
Шрифт:
— Хочу автора этих слов слышать, а не его подобие. И хватит меня клеить.
— Желание не обязательно в слух говорить было. — Хмыкнул Антон. — И это жестоко.
— С моей стороны жестоко? А с твоей стороны не жестоко по больному бить? Теми же словами. Разве так можно?
— Отхожу от него и забираю свою кружку. Вытираю набежавшие слезы. — Чурбан ты бесчувственный. И фальши сколько. Зубы он заговаривает. Ничего ты не умеешь. Он говорил искренне. А ты, как попугай повторяешь заученные слова.
— Да ладно тебе кипятиться. Еще немного
— Дурак ты. Думаешь я не хочу что ли все это слышать? Не хочу вспоминать?
— Я не знаю чего ты хочешь. Вот скажешь, так узнаю. Мысли читать не научился.
— Хочу Антон. Ты даже не представляешь как хочу. Как мне все это дорого. А есть лишь воспоминания. Как ночь приходит, так они постоянно возвращаются. Я уже не знаю как их прогнать. Они и греют и выматывают одновременно. Это что-то невозможное. С одной стороны и рада, что его повстречала, а с другой лучше бы и не знала. Мне постоянно хочется этого тепла, этой заботы, нежности. Сколько должно пройти времени, чтоб я смогла его забыть? И опять, не знаю, хочется ли мне его забывать. Вот что это такое? Наверное из-за беременности совсем с катушек съехала.
— Это не из-за беременности. — Антон стоял с другой стороны открытого окна. — Любишь ты его.
— Нет, это лишь дорогие воспоминания.
— Ага, а я Александр Македонский.
— К чему это?
— К тому, что можно убеждать себя как угодно. Только есть вещи, которые и так видны невооруженным взглядом.
— И что ты видишь?
— Что ты по кому-то сохнешь.
— Неправда. Мне со стороны виднее.
— Это так кажется.
— Тогда я тебя поцелую.
— В глаз дам.
— Все-то тебя драться тянет.
— Ты меня злишь.
— Это тебя давно по шерстки не гладили. Вот поглажу, так сразу милой и ласковой станешь.
Он меня взбесил. Не знаю до чего мы бы с ним договорились, но у Антона зазвенел телефон.
— Да ты не кошка, а ведьма. — Хмыкнул он, отвечая на звонок. — Нет, не разбудил. Есть. Лады, кину шесть тысяч. Смской пришли номер счета. Там все равно хоть Валентина Петровна, хоть Иван Иваныч. С карточки на карточку же перекидываю. Когда смогу? Котенок в половине седьмого на работу идет. Где-то к семи до банкомата доеду. Как какой котенок? Твой. Да, вместе время проводим. Вторую неделю у нее ночую.
— Я тебя убью. — Тихо прошептала я. Антон лишь рассмеялся, но начал пятиться.
— А чего? У тебя какие-то медсестрички там, которым я должен деньги переводить. Ей уже за пятьдесят? Ну вкусы у всех разные. Мне вон тоже девочки по старше нравятся. А чего такого? Котенок, прекрати на меня так смотреть. Мне страшно становится.
— Это он, да?
— Зознобарь твой. Кто же мне еще в первом часу ночи будет звонить?
— Кто?
— Ну ты его зазноба, а он зазнобарь. Как еще обозвать? Чего ты там ржешь? Меня вон твоя зазноба сейчас калечить будет. А я тут
Я наверное его точно придушить хотела. Но рот Антону хотелось закрыть точно.
— Убьешь! Котенок прекрати! Все, сам ее успокаивай! — Антон пихнул мне трубку и чуть не насильно подвинул к уху.
— Убью или покалечу.
— Кого, котенок? Это тебя Антон так разъярил? — Спокойный голос, слегка встревоженный, но такой знакомый. Я просто сползла на пол.
— Он… он…
— Ты успокойся. Чего случилось?
— Он твоими словами говорит. Вот. И неискренне, а так. А я слушала. А он… И я его отшила. А он говорит, что я… И зачем тебе все это трепать? Короче, он дурак.
— Последнее чисто по-женски. Как что, так сразу дурак. — Смеется Антон. Он сел рядом.
— Честно, ничего не понял.
— Ну и хорошо, что не понял. — Я только вздохнула свободнее, как Антон взял у меня телефон и ляпнул.
— Не понял, так я поясню. Сохнет по тебе твоя зозноба, пока ты романы с медсестричками крутишь.
— Антон! — Я не успела ему ничего сделать, он мне опять впихнул трубку.
— Нет у меня никакого романа. В больницу попал. Денег нет. Карточку сперли, вместе с кошельком. Валентина Петровна согласилась деньги на свое имя получить, а мне отдать.
— Чего случилось? — Тихо спрашиваю, а у самой аж сердце остановилось.
— Ничего страшного, котенок. Я думал с Антоном разговариваю.
— Но ты в больнице.
— Чего там у него? — Антон взял у меня телефон. — Я тебе завидую. Пара синяков, да помятые ребра, а по тебе тут слезы льют. Прям такая трагедия!
— Я не плачу.
— Не плачет. Ага. Я тебе говорю, что завтра утром сделаю. С удовольствием передаю трубку, пока меня здесь слезами не утопили.
— Ты чего плачешь?
— Врет он все. — Ответила я, шмыгнув носом.
— Ясно. — Он вздохнул. — Как ты? Что нового?
— Все хорошо. Только Антон…
— Чего Антон?
— Дразнится. Он меня просто довел.
— Ты успокойся. Давай я ему скажу, чтоб он к тебе близко не подходил?
— Мне без него страшно.
— Оказывается, я на что-то тебе все-таки сгодился. — Хмыкает Антон.
— Ты меня не слушай. Я сейчас не в себе, наверное.
— Тебе надо успокоится. Ничего ведь не случилось. А Антону, когда приеду, уши надеру. Больше дразнить тебя не будет.
— Я ему сейчас сама уши оторву.
— Не надо. Мне еще с ним пообщаться нужно. А как он меня без ушей слышать будет? И так периодически в одно ухо у него влетает, а в другое вылетает.
— Антон неплохой парень. Просто иногда дурным становится. — Слезы высыхают сами по себе. — Ты наверное думаешь, что я с катушек слетела.
— Нет, я так не думаю. Давай мы сегодня спать ляжем. А то время уже позднее. Завтра я тебе наберу. Хорошо?
— Я не хочу телефон включать. Мне Алексей названивает. Пугает.