Котенок. Книга 3
Шрифт:
Полковник пожал плечами.
— Зачем так поздно? — спросил он.
Указал мне на телефонный аппарат.
— Звони.
Полковник вновь откинулся на спинку стула, поднёс к губам чашку. Посматривал на меня, улыбался. Я мысленно одобрил идею Снежного. Поблагодарил директора за разрешение, придвинул к себе громоздкий телефонный аппарат. Вертел телефонный диск, смотрел, как директор школы пил чай: он вновь коснулся своего лица забытой в чашке ложкой. «Моя мама бы такого не стерпела», — подумал я. Прислушался к звучавшим из динамика громким гудкам. Сперва я позвонил в сорок восьмую квартиру: представил, что Волкова сейчас сидела на кресле
— Как интересно, — пробормотал я.
Вернул трубку на рычаги.
— Что там? — спросил Полковник.
Я ответил Михаилу Андреевичу лишь задумчивым взглядом. Потёр подбородок; повернул голову, взглянул на циферблат настенных часов. Прикинул: собрание комитета комсомола школы продолжалось уже почти час. Я встал, подошёл к окну. Отодвинул штору и выглянул на улицу. Отметил, что снегопад усилился. Поправил очки. И тут же улыбнулся. Потому что отыскал взглядом Волкову. Алина стояла на освещённом фонарём островке, около мачты флагштока. Смотрела на вход в школу. Не шевелилась. На её пальто и шапку падали мелкие снежинки. Они не таяли, превращали Волкову в снеговика. «В Снегурочку», — сам себя поправил я. В голове тут же прозвучала музыка из мультфильма и спетые голосом Клары Румяновой слова: «Расскажи, Снегурочка, где была…» «Собирает снег в сугробы. Кто же эта незнакомка?» — вспомнил я детскую загадку. Покачал головой.
— Ждёт? — спросил директор.
Я кивнул.
— Ждёт.
Взглянул на чашку с чаем (сообразил, что напиток так и не попробовал), повернулся к Полковнику.
— Мне нужно идти, Михаил Андреевич, — сказал я.
В вестибюле школы я никого не встретил. Даже в гардеробе. Лишь услышал, как в ведущем к третьему учебному корпусу коридоре техничка стучала по полу шваброй — различил и её недовольное бормотание. Я нацепил шапку, набросил куртку и поспешил к выходу. Толкнул стеклянную дверь, шагнул на улицу. Сощурил глаза. Вдохнул морозный воздух и невольно остановился. Потому что ветер метнул мне в лицо горсть снежинок — напомнил, что сейчас не август, а декабрь. Я вздрогнул. Поспешно застегнул куртку и спрятал под воротником подбородок; натянул на мочки ушей шапку. Смахнул прилипшие к стёклам на моих очках крохотные льдинки — отыскал взглядом Алину. Волкова по-прежнему стояла около флагштока. Узнала меня — махнула рукой. Мне почудилось: Волкова следила за моим приближением, затаив дыхание.
— Замёрзла? — спросил я.
Остановился в двух шагах от Алины, сунул руки в карманы.
Волкова спросила:
— Что они решили?
Она шагнула мне навстречу, прикоснулась варежкой к рукаву моей куртки. Заглянула мне в глаза, будто искала в них ответ на свой вопрос. Ветер стряхнул с её головы и плеч снежинки — бросил их мне в лицо.
— Решили, что я продолжу платить взносы, — сказал я.
Снова смахнул с прилипший к очкам снег.
— Ваня, тебя не исключили? — переспросила Волкова.
Алина провела варежкой по моей шапке — на землю полетела порция ледяных крошек. Я отметил, что щёки и скулы Волковой покраснели, выглядели нарумяненными. Покачал головой.
— Не решились, — сказал я. — Я по-прежнему комсомолец.
Алина выдохнула (около её лица заклубился
— Это хорошо, — сказала она.
Я пожал плечами.
— Кравцова и Громов расстроились.
Волкова махнула варежкой.
— Ну их… — сказала она.
Я прикусил язык — чтобы не сболтнуть неуместную шутку. Волкова взяла меня под руку. Мы зашагали по заснеженной площади, оставляли за собой две цепочки следов.
— Капитан Райчук приходил на собрание, — сообщил я.
Взглянул на Алину. Та склонила голову. Фонарь остался за моей спиной — я не рассмотрел лицо Волковой.
— Что он говорил?
— Пообещал, что наградит меня медалью. «За отличную службу по охране общественного порядка». Врал, конечно. Но наши комсомольцы заслушались его слащавыми речами.
Я усмехнулся и сообщил:
— Громов и Кравцова после визита Райчука остались в меньшинстве. Два их голоса против семи. Решение нашего класса комитет не одобрил: очень уж его впечатлили слова Николая Григорьевича.
Волкова прижала к себе мой локоть.
— Алина, капитан Райчук передал тебе: он выполнил своё обещание, — сказал я. — Что бы это ни значило. Я так понял… он пришёл сегодня на собрание по твоей просьбе?
Волкова кивнула.
— Да, — ответила она. — Я его об этом попросила.
Сказала:
— А что мне оставалось делать? Ты их всех спас. А они тебя из комсомола исключали!
Алина покачала головой.
— Это несправедливо, — сказала она. — Вот я и пошла в КГБ. К этому Райчуку, которому ты тогда помог. Рассказала ему, что происходит: о тебе, о наших одноклассниках, о комсомоле…
Вздохнула.
— Что тебе ответил Николай Григорьевич? — спросил я.
Заметил, как Волкова дёрнула плечами — будто стряхнула с себя снежинки.
— Он разозлился, — сообщила Алина. — Наговорил о тебе гадостей. Кричал, чтобы я не лезла не в своё дело.
— Но ты всё же уговорила его явиться на собрание, — сказал я. — Как ты его убедила?
Волкова опустила глаза.
Ответила тихо (скрип снега почти заглушил её слова):
— Я тоже разозлилась.
Она взглянула на меня.
— Ведь это же несправедливо! — заявила Алина. — Ты там жизнью рисковал! А он свой зад со стула не захотел поднять!
В её глазах отразился свет фонаря.
— Ваня, он говорил: таким, как ты… место в тюрьме, а не в комсомоле! Вот так. Представляешь?!
Моя память воспроизвела высказывание капитана Райчука о том, что исключение из комсомола — это как раз та награда, которую я «реально заслужил». Напомнила она и другие слова Николая Григорьевича. «Если она всё же откроет рот, то вы оба об этом пожалеете», — заявил мне начальник рудогорского районного отдела КГБ полчаса назад.
Волкова нахмурилась.
— Я ему угрожала, — сказала она. — Сообщила, что я Алина Солнечная, лауреат поэтической награды «Большой Золотой Лев Венеции» за тысяча девятьсот семьдесят первый год. Заявила, что знакома со многими известными и важными людьми. Что у меня есть знакомства не только в СССР, а даже за рубежом. Поклялась, что если тебя исключат из комсомола, то я отпишусь и позвоню всем своим знакомым и друзьям. Найду способ передать им информацию. Пригрозила: расскажу им, как в нашем Рудогорске советские солдаты взяли в заложники школьников, и как они стреляли в советских детей. Пообещала, что об этом случае напишут все иностранные газеты.