Котировка страсти или любовь в формате рыночных отношений
Шрифт:
Какого…?
Карина протянула руку, в которой держала какую-то книгу.
— Вот. Посмотришь. — Так тихо, что он еле разобрал, прошептала она, все еще не подняв глаза.
Соболев ощутил, как злоба забурлила в нем, заколотилась, барабаня в висках.
— Я не читаю детективы. Тем более, дамские. — Мельком глянув на обложку, он перехватил ее руку, легко повернув запястье Карины так, чтоб видеть надпись.
Она придушенно, еле слышно, зашипела. Или ему показалось?
Ей что, вдруг стали противны его касания? А позавчера, ничего
К злобе добавился гнев и отвращение. Соболев прищурился и специально, демонстративно не отпустил ее руку, которую Карина попыталась отнять. Ничего, пусть потерпит.
И вдруг, вновь осмотрев ее, совсем глупо и по-детски, отчего разозлился еще больше, не удержался.
— Зачем пришла? — Не скрывая раздражения, почти грубо спросил он. — Если даже касаться противно, на кой черт приперлась? Еще и… — Он презрительно обвел ее взглядом. — После кого-то. Хоть бы помылась, перед тем, как приходить. — Он брезгливо скривил губы.
Карина не отреагировала. Еще раз осторожно попыталась забрать руку. И все.
— Посмотри, все-таки. — Прошептала она, видимо о книге. — Вдруг понравится.
Он выругался и, выдернув книгу, откинул ее руку от себя. О чем с ней разговаривать? Зачем? Они незнакомые, в принципе, люди. Да и, кто она, по сравнению с ним?
Карина как-то странно ухнула и обхватила себя руками, словно замерзла, хоть и стояла в шубе, в довольно теплом коридоре. После чего, молча развернулась и собралась уходить.
— Вот, просто, ответь, удовлетвори мое любопытство. — Дернула злоба его за язык. Но и понимая глупость своего поступка, Соболев не удержался. Слишком разозлился. И на нее. И на себя. Особенно на себя. — Что именно во мне тебе так противно? Что со мной не так, Карина, что ты нос воротишь?
Она остановилась от его вопроса. Помолчала. Подняла голову и посмотрела вдаль коридора. Косте же оставалось пялиться на ее затылок.
— С тобой — все так Костя, не волнуйся. — Насмешливо, как ему показалось, прошептала в ответ Карина. И какого черта она так бормочет? Соседей будить не хочет? — Я, во всяком случае, думаю, что с тобой, все так. — Добавила она с каким-то странным, скрипучим смешком. И меня это устраивает, Соболев. Я не хочу узнать больше. Не хочу знать, что именно с тобой может оказаться не так. И каким способом ты можешь еще захотеть получить удовлетворение.
Он ни черта не понял. Она, вообще, нормальная сегодня?
Но Карина, так и не обернувшись, медленно пошла в сторону своего номера, не собираясь, похоже, что-то прояснять.
Как-то странно она шла. Совсем не похоже на свою обычную походку. Скованно и напряженно. Дергано.
Ни капли, не избавившись от злобы, он с силой хлопнул своей дверью и бросил эту дурацкую книгу на столик рядом с пепельницей. А потом, с некоторым отупением принялся рассматривать свои пальцы. Те в чем-то измазались. В чем-то непонятном, светло-бежевом, немного тягучем и маслянисто-кремовом на ощупь.
Он повозил пальцами, пытаясь
Ругательство сорвалось против воли, когда все как-то самой сложилось в одну картинку.
Да, нет. Не может быть.
Понимая, что, скорее всего, сильно ошибается (серьезно, как такое могло случиться?), Костя рванул двери, которые только что настолько громко закрывал, и в три шага пересек коридор до номера Карины.
Она не закрыла. А он не стучал. Просто толкнул дверь и зашел, отчего-то, гонимый стремлением доказать самому себе, насколько сильно ошибся с выводом.
Карина, видно, удивленная неожиданным звуком, резко обернулась и посмотрела на него. Но даже не испуганно, не удивленно, как отреагировал бы любой нормальный человек на разозленного придурка, ворвавшегося к нему в номер. Она смотрела отстраненно и безразлично, словно, вообще, не до конца понимала, что происходит, и кто он. Ее шуба валялась на полу, словно не нужная тряпка.
Но Константин смотрел только на Карину. Пристально. В упор. С места не мог сдвинуться — просто оторопел, когда увидел ее лицо.
— Что тебе надо, Костя? — Устало и отрешенно спросила Карина, сбросив туфли с ног.
Она больше не шептала, и так поняв, что он уже все увидел. И этот хриплый, сорванный голос резанул по его напряженным, натянутым нервам, избавив от ступора.
Не ответив, Костя подошел впритык и схватил руку Карины. Он старался сделать это аккуратно, почти утвердившись в подозрениях, но она все равно зашипела.
От боли. Теперь это было очевидно.
Все так же молча, Соболев провел пальцами по ее запястью, стирая грим, и понял, что у него глаза застилает красной пеленой от внезапно вспыхнувшего гнева. Другого, не такого, как мучил его всю эту ночь. И злоба, дикая, безумная злоба, стала совсем иной.
На ее руках было много этого дурацкого крема. Слишком много. А еще, под этими маслянистыми слоями, которые он растер, отчетливо проступили багровые полосы.
Господи! Ее связывали, и явно не шелковыми платками. Это следы шнура или веревки.
— Уйди. — Карина попыталась отойти.
— Сними платье. — Велел Константин, не пустив ее, и сам не узнал свой голос.
Внутри бушевало сколько, что приходилось собрать всю волю в кулак, чтобы что-то не раскрошить или не сломать.
— Зачем? — Карина вскинула голову и поморщилась, посмотрела на него, наверное, пытаясь своей волей бросить вызов.
Но Костя на это не повелся. Даже не заметил. И не отвел глаз от ее рук. Он физически не мог смотреть на ее лицо. Ради их общего спокойствия. При виде разбитых губ и огромного синяка на скуле Карины, у него ломило челюсть. И внутри разгоралось бешенство. А он хотел разобраться во всем. Полностью.
— Сними его! — Сквозь зубы повторил он.
Разбитые губы Карины вдруг скривились в пародии на ухмылку.