Котовский (Книга 1, Человек-легенда)
Шрифт:
– Капризная!
– жаловался Марков Савелию.
– Ты бы командиру доложился, - советовал Савелий, - а то этак-то все начнут девчонок приводить.
– Ну ты все-таки полегче, Савелий! "Девчонок"!
– Да ведь я не про тебя. Я только к случаю. Явился бы с ней к командиру и все бы как полагается отрапортовал: так и так, мол, трофейная - и куда прикажете девать.
Миша подумал-подумал и решил послушаться доброго совета.
– Но как же я ему скажу? И еще с Оксаной... Может быть, лучше одному явиться?
– А что такого, если придешь
– А вдруг он скажет: направить ее в тыл?
– Не скажет! Наш командир все понимает. Ты еще только к нему собираешься, а он уже, поди, знает, сколько у нее было братьев и сестер.
Савелий вздохнул:
– Не понимаю, что вы за люди! Кто ты есть? Всем ты обязан командиру. А сам не веришь ему! Да какое ты имеешь право на него не надеяться?! А хотя бы и в тыл? Он сразу в корень дела посмотрит! Это уж ты не беспокойся. Рассудит!
Перед Котовским предстали оба: Миша Марков и Оксана.
– Вот, - сказал Марков, - привел...
– Вижу.
– У нее горе...
– Знаю...
– Я хотел бы...
– Марков подыскивал слова, - хотел бы взять ее... вообще... в свою семью... Чего она одна? А у меня, по крайней мере, семья... и хорошая, то есть, конечно, в Кишиневе...
– А она как? Согласна?
– По-моему, да.
– Она твоя невеста? Так я понимаю?
Но тут Марков и Оксана так сконфузились, так покраснели оба (причем Оксане это очень шло), что Котовский раскаялся в своих словах:
– Вы не обижайтесь, ребятки, я ведь от всего сердца. И если вы по душе окажетесь друг другу... Смотрите, какие вы молодые, какие славные...
– Я ведь только думал...
– пробормотал Миша, - она девушка одинокая, и поскольку я ее нашел там, на кладбище, на пустыре, ночью, то я обязан о ней заботиться. Кончится война - а ведь она когда-нибудь кончится? отвезу я ее к моему отцу, к моей маме и скажу им: "Примем ее в дом, как родную?"
Оксана молчала. Она только полыхала стыдливым румянцем. И пожалуй, это было лучше всяких слов.
– Как ее звать?
– спросил Котовский.
– Оксаной звать? Оксана, неужто тебе не нравится мой орел?
– А разве я сказала, что не нравится?
– Ну вот и хорошо. Он тебе нравится, а у него о тебе мы и спрашивать не будем, достаточно взглянуть на него.
– Товарищ командир!
– Что "товарищ командир"? Правду говорю. Влюбленные всегда как солнцем освещены и сами излучают сияние. Это видно даже издали. И не стыдитесь вы, пожалуйста! Любовь - праздник! Поймите, что мы все взялись за оружие и ведем беспощадную войну с врагами не для каких-то отвлеченных замыслов, а для вас вот: для тебя, Миша, и для тебя, Оксана, чтобы жилось вам привольно, чтобы были вы вот так счастливы, выше головы!
Слушая такие хорошие слова, Оксана и Миша бессознательно, не задумываясь, как бы нечаянно взялись за руки и стояли, как жених и невеста.
И после этого разговора они уже не стеснялись быть вместе и часто разговаривали
Оксану передали в ведение врача Ольги Петровны Котовской в санитарную часть.
10
Ольга Петровна приветливо приняла девушку.
– Вот как хорошо!
– говорила она.
– Вдвоем-то нам насколько легче будет! Вместе-то мы можем по-женски и порадоваться, и помечтать. А ты, Миша, не беспокойся за Оксану, я ее обижать не стану. Да она и сама в обиду себя не даст. Правда ведь, Оксана?
Миша потрогал синяк на лбу, вспомнил о хворостине, которой огрела его Оксана при первом знакомстве, и сказал:
– В обиду-то, пожалуй, не даст...
Так они и зажили. Оксана пришлась, что называется, ко двору.
– Я ее зачислила сестрой-хозяйкой, - сообщила Ольга Петровна Котовскому.
– Отлично сделала. Девушка хорошая. Мы все должны стать ее семьей, пусть она почувствует это. Пусть будет она тебе не только сестра-хозяйка, но и сестра.
И часто справлялся о ней Котовский. Беспокоился, если узнавал, что грустит. Радовался, узнав, что поет песни.
В ведение Оксаны поступили всевозможные грелки, миски, плошки, поварешки; ее заботой было обеспечение больных всем необходимым для скорейшего излечения.
Впрочем, в боевой обстановке нельзя было строго разграничить обязанности. Приходилось делать все, что понадобится. Оксана была и сиделкой, и прачкой, и санитаркой...
– Оксаночка!
– звала Ольга Петровна.
– Помоги мне перевязку сделать! Оксаночка, подержи руку больного! Оксаночка, накапай двадцать пять капель вот из этого пузырька. Оксаночка! Где у нас йод?
И Оксана подавала бинты, йод, ножницы, пока Ольга Петровна осторожно и ловко снимала старую повязку, присохшую к ране и покрывшуюся бурыми пятнами.
– Рви сразу!
– просил раненый.
– Мне легче сразу, не тяни ты за душу, Христа ради!
Прилежно выполняла работу Оксана. Понемногу она стала приходить в себя и даже стала петь, напевала свои "Огирочки" - те самые "Огирочки", что поют от Станиславщины до Кубани, выйдя на деревенскую улицу и взявшись за руки, или еще мурлыкала какие-то задушевные, приятные песенки - про то, как на горе вдова сажала лук, как козак "просил-просил ведерочко, вона його не дает, дарил-дарил ей колечко, вона його не берет" и как у дивчины была "руса коса до пояса, в косе лента голуба". Много она разных песен знала.
Лучше всяких лекарств помогало раненым просто ее присутствие, просто ее участливое слово - такая она оказалась ласковая да ладная, приветливая ко всем.
А сила в ней какая! Как примется мыть полы в санчасти - только тряпка шлепает да вода журчит! И боже упаси, чтобы кто-нибудь закурил в палате! Будет целый час лекцию читать, душу вымотает и все равно выгонит в коридор с цигаркой.
11
Сыпняк гулял по городам и селам, переполненным пришлым народом, при постоянной смене воинских частей, штабов, эвакопунктов и комендатур.