Котуйская история
Шрифт:
– Держи, это тебе ротный передал, - спохватившись, Алексей протянул пачку папирос.
– Вот это да!
– обрадовался Коля, - лучше награды нет, не забудь от меня поблагодарить его за курево.
Друзья расстались, в надежде, что скоро снова увидятся. Через две недели, по репродуктору, вещавшему со столба, возле госпиталя, Левитан громовым басом объявил, что Германия капитулировала. Здесь такое началось: солдаты, словно родные обнимались, целовали друг друга. Кто-то, не стесняясь, плакал, один больной, не смотря на ранение, подхватил сестричку и закружил ее. Веселье бушевало вокруг, кто-то вытащил гармонь и, развернув меха, заиграл задорную мелодию. Невесть откуда появилась солдатская фляжка, наполненная водкой
Коля тоже мечтал: вот вернется в Москву, в Филевский район, в свой Юный городок, да деревянный барак к матушке и заживут они, как жили до его посадки в лагерь. Коля тяжело вздохнул и подумал: "Может за военные годы власть помягче стала, добрее? Теперь нет бешеного плана на заводах, да жесткого режима, когда сажали за прогул, да чего там прогул, были случаи и за опоздание! Интересно, в соседнем бараке жила Аня, симпатичная такая девчушка, правда она была еще пацанкой, но всегда была со мной приветлива, наверняка в невесту превратилась. Да-а, - улыбнулся Николай про себя, - повезло, теперь вернусь живой, обошла меня стороной "костлявая" с косой, только вот чуть - чуть зацепила, ну ничего, заживет как на собаке.
Он достал из кармана халата пулю и, зажав между большим и указательным пальцем, улыбнулся.
– Что браток, родной сувенир?
– спросил сосед по койке.
– Роднее не бывает, я его родил через плечо, - засмеялся Коля.
– Выброси, говорят: плохая примета, осколки, да пули оставлять.
– А я не суеверный, и к тому же, война закончилась, - весело отреагировал Колька.
– Дело твое.
Прошло время, в госпиталь к Борисову приехали замкомроты и майор из штаба дивизии, поздравили разведчика и сказали, что его дело будет скоро рассмотрено в суде и Николая освободят. При разговоре присутствовал друг Лешка, он тоже надеялся на решение суда.
Дело шло к выписке, и Коля ждал, когда его переведут из штрафроты в действующие войска. Мысленно он уже собирался к отправке домой, как его внезапно вызвали в кабинет и, увидев сидящего за столом майора, сразу же подумал, что ему сейчас предложат отправиться на родину, но только не в плацкартном вагоне.
– Ты у нас, откуда угодил в штрафники?
– спросил особист, просматривая личное дело Борисова.
– В стрелковом полку служил.
– За что командира роты оскорбил?
– В бумаге все написано.
– Без тебя знаю, что написано, я тебя спрашиваю, - грубо сказал майор.
– Я и сейчас повторю, что капитан тот круглым дураком был, кто его только комротой назначил...
– Ты опять за старое?
– перебил Борисова особист, - все вы уголовники ушлые и дерзкие и откуда в тебе, таком молодом, столько наглости. На фронт сам просился?
– В лагере добровольно заявление написал.
– Ладно, это прошлые дела, а как ты сейчас в разведотделение попал?
– Меня туда перевели, во многих штрафротах есть разведка.
– Меня это, как - то мало волнует, а вот почему бывшего уголовника без проверки допустили в разведку? Контакты с немцами были? Языка приходилось брать?
– Майор, к чему такие вопросы, есть командир роты, он все обо мне знает.
– Все, да не все.
– Ты о чем?
– начал нервничать Николай.
– Ты мне не тычь, щенок! Подвигом и былыми наградами хочешь прикрыться, не выйдет, мы таких быстро раскрывали.
– Каких таких?! Я что, по-твоему, когда в разведку ходил, с немцами якшался, - взбеленился Борисов.
–
– А как же госпиталь? Я же еще не долечился.
– Где положено, там и долечат.
– Начальник, война же закончилась, что еще вам от меня нужно, я кровью смыл свое первое преступление... Прогул, по - вашему закону тоже преступление?
– Ты саботажник, потому Родина и отправила тебя под надзором ковать победу. Все, хватит разговоров. Сержант, - крикнул майор. В кабинет вошел боец.
– Получишь вещи, одежду и отправишь его в штаб дивизии.
– Есть отправить, товарищ майор!
Все заново ворвалось в жизнь Николая: арест, этап. Сначала был сгонный пункт в Германии, затем под конвоем, в забитом до отказа товарном вагоне, следовал путь в конечный пункт назначения - "ПФЛ" (Проверочно - Фильтрационный лагерь). Там его, не смотря на ранение, ждал нелегкий труд на стройке. Опять допросы оперов и следователей, а затем этап в северный лагерь. Пока выясняли суть да дело, пришлось сидеть в холодном лагере, и только по истечении полтора года на выездной сессии суда, Николаю объявили, что он приговаривается к четырем годам лишения свободы. Сидя в промозглом бараке, он все думал: "Как же так? Выходит мы непрощенные, нас унизили, наказали по новой и закрыли. Выходит у них на "верху" совсем другие планы, мы не нужны им на свободе. Страну нужно поднимать из руин, значит, необходима дармовая рабсила. Сколько нас таких! Выходит власти проще нас снова затрюмовать, прежде, чем мы вернемся домой и расскажем людям правду: как она об нас вытирает ноги, как намерена дальше с нами поступать. Фронтовики - штрафники, ей, как кость в горле, потому всех неблагонадежных, смелых в своих суждениях и поступках, нужно изолировать от остального народа. Мы штрафники, испытавшие на себе ужасы тюрем, лагерей, побывавшие "на дне" жизни людской, не станем молчать. Ярость кипит в груди у непрощенных. Выходит при таком строе плохо придется - нас каждого ждет неизвестность. Когда - же к власти придут нормальные люди и вышвырнут безмозглых тиранов? Эх, Родина, за что же ты нас так не любишь?! Да, мы штрафники, уже меченные, таких, как я, легче утопить в лагерном дерьме, чем свежеиспеченных доходяг".
Глава 2
На Филевской стороне
Шел 1949 год. У Николая закончился срок отбытия наказания и в конце зимы бывшего штрафника с изломанной судьбой, освободили. Орден Красной звезды ему вернули и еще медаль - "За отвагу". Он даже не предполагал, что по прибытии в Москву, ему еще долго придется получать разрешение на прописку в Филевском районе, где проживал с матушкой до первой судимости. Сто первый километр - всегда пожалуйста, но чем ближе центр, тем проблематичнее было закрепиться в столице.
Детство и отрочество Коли прошли в Юном городке, который разделяли две улицы: Красная и Черная. Теперь же, после войны Красную улицу заселяли в основном вернувшиеся после победы фронтовики, а Черная улица, как считала власть, была в старые времена - бандитской, так и продолжала "воспитывать" молодежь в людском духе, а не по общественным законам и меркам. Николая тоже воспитала улица, заложив в его сознание такие ценности, как: сплочение, дружбу и отстаивание правоты, что иногда сталкивало в споре уголовный люд Юного городка с представителями власти на местах.