Котуйская история

Теущаков Александр Александрович

Не забываются, не хотят совсем покидать его сознание некоторые эпизоды в его жизни. Ведь в Москве когда-то жила его любимая Галя. Он не мог ее забыть. Столько женщин прошло мимо полковника, но ни одна не цепляла за живое так, как полюбилась ему Галинка. Иногда Шахов, оставаясь один на один со своей совестью, спорил: когда был еще трезв, то обвинял ее в краже пистолета и мешочка с золотом и, конечно же, в измене. Но когда заливал сознание любимым коньяком, он прощал ей все: даже мечтал... А вдруг она жива и при встрече с ней он обязательно попросит у нее прощения, а может

статься, снова позовет к себе. Но это вряд ли, после трагедии на Котуе. Он даже пытался найти ее мать, но, как сообщили полковнику, она не живет теперь в Москве.

Друг Шахова - Сергей Митьков, который отвел два "крепких" удара судьбы от Юрия, работает в прокуратуре, хоть и не часто, но они встречаются: то в ресторане проведут часа два, то раз в полгода выскочат на пикничок с сослуживцами. Размеренно, серо протекает жизнь у полковника, выше своего звания ему пока ничего не светит, потерял он стимул к жизни, надломила его судьба.

Черный Мерседес, подрулив к ресторану "Стреха", замер. Алексей вышел из машины и направился к входу. Только он открыл дверь, как перед ним предстал его старый дружок - Якимок. Они покачали в такт головой и по-братски обнялись. Якимок, перекрестившись, с улыбкой сказал:

– Леха, братан, я бы тебя не узнал. Седой, как лунь стал. Где тебя так зацепило,- друг указал на шрам.

– Да, было дело.

– Ну, пошли за стол, поляна уже накрыта. Слышал, тебя Змеем погоняли?

– Забудь, нет больше Змея, Шаман я теперь.

– О!
– удивился Якимок,- а почему Шаман?

– Долгая история, брат, ты лучше расскажи о наших.

– Я чуть позже освободился, когда тебя менты приняли. Знаю, знаю Леха, Зямы и Витька Валеного больше нет. Санька тоже в той заварушке погиб, да многих кого не досчитались.

– Ивана с Чакой видел?

– Ты разве не слышал, их на трассе, на подъезде к Москве, "КАМАЗом" размазало по асфальту.

– Авария, или?

– Если бы авария, они со стрелки ехали, да видно не в масть разговор получился, в общем, братан, давай их всех помянем, пусть им земля будет пухом.

Друзья выпили, Якимок полный стакан водки, а Алексей бокал сока.

– Мать мою не встречал?

– Она же при тебе еще с Филей переехала в Люберцы, а потом дом снесли, ей дали новую квартиру. Ты, что, адреса ее не знаешь?

– Якимок, я же представился...

– А-а,- протянул друг,- худая башка, что попало горожу.

– С Люберецких старых, остался кто?

– Нет, многих постреляли, а пацанва новая "народилась", сейчас Леха, поутихло все, поделили между собой весь бизнес и территории.

Якимок достал ручку и на салфетке написал адрес.

– Это матушки твоей. Ты аккуратно там Леха, хоть тебя и нет в помине, но нос по ветру держи, как бы мусора не захомутали.

– Я обязательно с ней увижусь и батину могилку навещу.

– Куда ты теперь, братан?

– Устроюсь, дам знать, а пока на воде вилами писано.

– Блин, Леха, чуть не забыл, тебя же тут один твой знакомый разыскивал.

– Кто такой?

– "Серый",

из Дагомыса, помнишь такого.

– Серый?!
– воскликнул Алексей, - вот те раз... А как он тебя-то нашел?

– Гурам его по старым каналам провел. Кстати, Гурам почил в Боге, царство ему небесное.

– Да, правильный был человек, я его часто вспоминал.

– Короче, Леха,- Якимок полистал записную книжку и, взяв свежую салфетку, написал адрес,- будешь в Сочах, обязательно зарули к нему, Серый говорил, тебя там обалденный сюрприз ждет.

Алексей поблагодарил друга и они, выпив на посошок, каждый свой напиток, горячо попрощавшись, расстались.

Вот улица, дом, подъезд... У Алексея от волнения сердце застучало часто в груди. Сколько он не видел мать? Чуть больше восьми лет. Сколько раз представлял себе, как обнимет ее, прижмет к груди. "Мама...". В горле собрался комок.

Позвонил в дверь, услышал шаркающие шаги и тихий, родной голос:

– Кто там?

– Мам, - это я, Алексей...

Щелкнул замок, и дверь открылась, на пороге стояла пожилая, седая женщина. В первую минуту сжала руки у груди, стояла молча и вглядывалась в повзрослевшее лицо сына. Потом уронила голову ему на плечо, и худенькие плечи затряслись от плача. Хватилась, закрыла дверь и провела в комнату.

– Леша, сыночек, ты вернулся... Живой, Боже мой!

– Мама, как я рад, наконец-то увидел тебя.

– Жив, жив, мой родной, а я уж тебя грешным делом... Мне ведь сообщили, что ты погиб. Алешка, милый мой, да сколько слез я пролила, сколько ночей не спала. Все успокоения искала на могилке Николая, приду, расскажу ему, спрашиваю, мол, ты там сыночка нашего не видел...

Лешка, не в силах сдерживать себя, обнял мать и слезы, навернувшиеся на глазах, потекли по небритым щекам.

Мать вытерла слезы и грустно сказала:

– Видать моими молитвами, ты и вернулся. В церковь часто хожу, прошу у Боженьки, вот и свершилось...

– Мам, не расстраивайся так, все позади.

Они сели на диван и мать, чувствуя, что сын приехал ненадолго, спросила:

– Ты скрываешься?

– Да, мам, я теперь живу под другой фамилией.

– Сынок, ты не знаешь, что с Галей? Она ведь в последний раз, когда была у меня, сказала, что поехала к тебе. Ты видел ее?

Алексей кивнул головой и тяжело вздохнув, ответил:

– Мы вместе бежали, она помогла мне. Не спрашивай мам, тяжело все вспоминать. Галя погибла у меня на руках. Я один остался, еле выжил в тайге, благо, люди добрые поставили на ноги.

– Как мне ее жалко, она такая была...
– Мать вытерла платочком слезы,- Леша, ты надолго?

– Мне нужно уезжать, не могу здесь, сама понимаешь.

– До утра побудешь.

– Нет, мам, завтра тебя встречу и к отцу на могилки съездим.

– Понимаю,- Анна кивнула,- не хочу, чтобы ты снова там очутился, потому говорю - езжай с миром. Леша, ты помнишь наш разговор перед самой смертью отца?
– Алексей задумался и качнул головой,- Теперь ты понимаешь, почему твоего отца так часто садили в лагеря? Ты прости меня за такой вопрос.