Коварная одержимость
Шрифт:
С Лукой я чувствую себя живой. Он — единственный, кто видел меня настоящую: злую, одержимую местью, готовую лгать и манипулировать. И он принимает меня, даже в ущерб себе. Я скачу на его члене, задыхаясь под его крепкой хваткой, и мне все равно. Сейчас я могла бы умереть самой счастливой женщиной на свете. Никакого отвращения к себе, никакой неуверенности. Потому что моему телу это чертовски нравится.
— Лука… — простонала я, — Я близко.
— Я тоже, милая, — отвечает он, и мысль о том, что он заполнит меня, что будет внутри, доводит до края.
Вскрикнув,
Он лениво осыпает поцелуями мою челюсть. Наконец выходит из меня и ставит на ноги. Первые мгновения я чуть шатаюсь, голова кружится. Пальцы следуют вниз по его груди и животу, зацепляясь за шрам в форме круга. Выглядит как след от пули. Как я раньше его не замечала? Среди множества шрамов у каждого, вероятно, своя история. Вода струится по его мускулистому телу, он притягивает меня к себе, чтобы вода падала и на меня.
Приходится задирать голову, чтобы посмотреть на него, и разница в росте становится еще заметнее.
— Этот шрам от пули? — Спрашиваю я. Он так близко к сердцу, что мне становится неловко, что раньше я видела только его шрам на спине. Возможно, он тогда был на волоске от смерти?
Лука выдавливает мой любимый гель на ладони и начинает намыливать мне руки.
— Да, — отвечает он.
Тишина. Он замечает мое выражение лица, вздыхает и добавляет:
— Это произошло, когда мне было семнадцать. Первый и единственный ублюдок, который чуть меня не прикончил. Тогда я был моложе и неопытнее. Все случилось в Италии, когда мы ездили на каникулы. Они были из другой банды, я допустил ошибку, и они загнали меня в угол. Их было четверо: я разделался с первым, принялся за второго, как кто-то из них достал пистолет. Избежать выстрела я уже не успел.
От его спокойного тона по спине пробегает холодок. И еще от того, что я не знала этого. Сколько я ни изучала Луку, возможно, я никогда не узнаю о нем все, если он сам не расскажет. Чем больше времени мы проводим вместе, тем больше мне хочется знать. Услышав такое, я чувствую, как мне хотелось бы защитить его, и мне приходится прилагать все усилия, чтобы его подавить. Я не могу влюбиться в этого человека. Не могу позволить себе испытывать что-то к нему. Я начинаю отвлекаться от своей мести и не позволю ни одному мужчине, ни одному представлению о какой-то извращенной романтике встать на моем пути.
Черт. Я крупно облажалась даже в том, что мы переспали несколько раз.
Он ухмыляется.
— Что такое, милая? Беспокоишься обо мне?
Да. В этом и проблема.
И он продолжает:
— Мне тогда повезло, что один из людей отца вмешался и застрелил остальных. Когда я пришел в себя после операции, отец уже разнес их клуб и стер всю семью. До сих пор жалею, что не принимал в этом участия. Тогда я пообещал себе,
Интересно, как произошедшее отразилось на нем и его брате, оставшихся без матери. У них никогда не было места, которое можно было бы назвать домом, пока они не оказались здесь. Возможно, отец перевез их сюда, потому что так ближе. Возможно, даже в таком мире, как этот, их семья в какой-то степени заботилась друг о друге, несмотря на их жестокий характер.
Подобные мысли делают меня негодяйкой еще больше, ведь я собираюсь вбить клин между братьями.
Я все больше привязываюсь к Луке, и, хотя он навязывается в мою жизнь, мне все труднее отталкивать его, и он отвлекает меня от мести. Ему нужно уехать, единственный выход, который я могу придумать.
Я не могу покинуть страну и сбежать, даже если бы захотела, скованная запретами собственного отца, не имеющего возможности получить паспорт. Значит, мне нужно разбередить старые раны. Лука должен уехать, а его второй помощник, Иван, вернуться.
Лука выжидающе смотрит на меня. Как он часто делает, когда я долго думаю.
— Каково это? — Спрашиваю я с любопытством, когда он поворачивает меня спиной и начинает намыливать мою спину, разминая напряженные мышцы. — Убить кого-то?
— Осторожнее, милая. Любопытство — опасная штука. Ты планируешь убить меня?
— Думаешь, если бы я собиралась, я бы уже не попробовала?
В его тоне слышно безразличие, но есть и легкий укол — напоминание о разнице между нами.
— Не обязательно. В зависимости от причины или мести некоторые предпочитают сначала поиграть с добычей.
Эти слова ложатся тяжестью на мое сердце. Лука во многом — гениальный человек. Страшный тайфун. Но и та нежность, которую он проявляет ко мне сейчас, не соответствует ни одному из этих качеств. Интересно, не играет ли он со своей добычей прямо сейчас.
Лука продолжает:
— В первый раз, когда я убил, то ничего особенного не почувствовал. Скорее, пустоту. Потом пришло чувство вины, потому что мне казалось, что нужно испытывать хоть какое-то сильное чувство после содеянного. Но потом, после первого шока, я понял, что чувствую себя сильным. Уверен, у всех по-разному, но некоторые начинают получать от этого удовольствие. Высшая степень доминирования и власти. Словно играешь в бога.
По спине пробегает холодная дрожь. Его признание и грех — без тени вины. Я поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него.
— Тебе… это нравится, Лука?
— Да. — Никаких колебаний. Никакой лжи. — Если человек заслуживает смерть и покушался на меня или мою империю, то да. Но я не убиваю без причины. В каждом действии есть послание.
Я нервничаю, но следующий вопрос срывается с моих губ:
— Ты когда-нибудь отпускал кого-нибудь?
Его взгляд темнеет, и мы оба чувствуем скрытый подтекст. Ведь реальность такова: тот самый человек, который сейчас массирует мне плечи, скорее всего станет моим мрачным жнецом.