Коварные пески
Шрифт:
Она не прикладывала ни малейших усилий к учебе. У Эдит по крайней мере были хоть какие-то способности, Сильвия занималась из страха перед матерью, Эдит была по натуре старательна, но Оллегра ничем подобным не отличалась, и ничего не могло ее заставить перемениться.
— Вы теперь расскажете сэру Уилльяму, что я безнадежна, и со мной нет смысла заниматься?
— Я не считаю тебя безнадежной. И не собираюсь отказываться от занятий с тобой.
— Вы, наверное, боитесь, что если я перестану заниматься, у вас не будет достаточно работы?
— Мне
— Тогда зачем вы утверждаете, что я не безнадежна?
— Потому что безнадежных не бывает. С тобой довольно трудно, в огромной степени из-за твоего характера, но не безнадежно.
Оллегра посмотрела на меня с любопытством.
— Вы нисколько не похожи на мисс Элджин, — сказала она.
— А почему я должна быть на нее похожа?
— Потому, что вы обе преподаете музыку.
Я недоуменно пожала плечами и, выбрав из стопки ноты, поставила их на пюпитр.
— Ну, приступай! — сказала я Оллегре.
Несомненно, девочка красива, но как-то вызывающе красива. Темные, почти черные волосы резко контрастировали с ее синевато-серыми глазами, которые сверкали из-под четко очерченных густых бровей. Пожалуй, она была самой красивой в Лоувет Стейси, хотя красота ее была слишком яркой и какой-то тревожащей. И она, по всей видимости, осознавала ато. На шее у нее висела нитка кораллов, они были туго нанизаны и топорщились, как шипы.
Оллегра рассмеялась и сказала:
— Не пытайтесь походить на мисс Элджин, вы совсем другая. Вы вкусили жизнь.
— И она тоже, — быстро отпарировала я.
— Вы ведь понимаете, что я подразумеваю под жизнью. Я тоже намерена вкусить жизнь. Я буду, наверное, как мой отец.
— Твой отец?
Оллегра снова рассмеялась. Низким, дразнящим смехом.
— Неужели вам никто еще не рассказывал о моем ужасном происхождении? Вы знакомы с моим отцом, мистером Нейпьером.
— Разве он…
Оллегра хитро кивнула, наслаждаясь моим замешательством.
— Поэтому я здесь. Сэр Уилльям ведь не может отвергнуть свою родную внучку, верно?
Насмешливость вдруг исчезла с ее лица, сменившись страхом.
— Верно ведь, не может? Что бы я ни сделала. Я ведь его внучка, разве не правда?
— Если Нейпьер твой отец, то конечно.
— Вы сказали» если «, как будто сомневаетесь в этом. Но никаких сомнений быть не может, потому что Нейпьер сам признал себя моим отцом.
— В таком случае, ты несомненно внучка сэра Уилльяма.
— Я не-за-ко-нно-рожденная, — Оллегра произнесла это слово медленно, будто смакуя каждый слог. — А моя мать… Вы хотите узнать о ней? Она была наполовину цыганка. Она ушла отсюда, когда я родилась. Оставаться в этом доме она уже не могла.
Оллегра пропела приятным, немного хрипловатым голосом:» Уехала с цыганами в кибитке кочевой…»
Она внимательно посмотрела на меня, чтобы убедиться, какой эффект произвели на меня ее слова, и осталась довольна, потому что по моему лицу было, наверняка,
— Во мне течет цыганская кровь, но я — Стейси. И ни за что не откажусь ни от своей пуховой постели, ни от туфелек на высоких каблуках, пусть даже пока я их и не ношу. Но они у меня будут, и я стану носить драгоценности, я буду ходить на балы, и я никогда, никогда не уеду из Лоувет Стейси.
— Я рада, что ты так ценишь свой дом, — произнесла я сухо. — А теперь давай займемся этой пьесой. Она очень простая. Начни медленно, попытайся почувствовать, что говорит музыка.
Оллегра скорчила гримаску и повернулась к фортепьяно. Но музыка для нее была абсолютно неинтересна. Ее мысли бродили далеко, как и мои. Я думала о Нейпьере, об этом гадком мальчишке, который принес своей семье столько несчастья и был изгнан из дома.
— Я часто думаю, — безо всякой видимой связи вдруг сказала Оллегра, — что же все-таки случилось с той исчезнувшей женщиной.
Мы вчетвером пили чай в классной комнате: мои ученицы из большого дома и Сильвия.
У меня чуть чашка не выпала из рук. Я не раз пыталась вывести людей на разговор о Роуме, и все же всегда испытывала сильное волнение, когда они сами вдруг начинали говорить о ней.
— Какая женщина? — спросила я, надеясь, что это прозвучало достаточно безразлично.
— Ну та, которая приезжала сюда и выкапывала всякие вещицы, — пояснила Оллегра. — Сейчас об этом почти не вспоминают.
— А одно время только и было что разговоров о ней, — вставила Сильвия.
— Но люди ведь не исчезают каждый день, — заметила я небрежно. — Как вы сами думаете, что могло произойти?
— Моя мама считает, что они все это нарочно устроили, — сказала Сильвия, — чтобы было побольше шума. Некоторым этого только и надо.
— Зачем им это надо? — допытывалась я.
— Чтобы придать себе вес.
— Но она же не может все это время прятаться. Да и как это могло» придать ей вес «?
— Но так говорит моя мама, — только и могла ответить Сильвия.
— Элис написала об этом рассказ, — тихо сообщила Эдит.
Элис покраснела и опустила глаза.
— Очень, между прочим, хороший, — добавила Оллегра. — У нас от него волосы дыбом встали… конечно, если они действительно могут встать дыбом. А у вас когда-нибудь волосы вставали дыбом, миссис Верлейн?
Я ответила, что не могу припомнить такого случая.
— Миссис Верлейн напоминает мне мисс Брэнден.
Мое сердце судорожно сжалось.
— Как? — спросила я. — Каким образом?
— Вы любите, как и она, во всем точность. Редко кто этим отличается, — объяснила Элис. — Большинство бы сказало:» Нет, у меня никогда не вставали волосы дыбом» или «Да, было такое», и затем поведали бы какую-нибудь историю, в которой бы все преувеличили. Мисс Брэнден всегда была точна в своих наблюдениях. Она говорила, что этого требует ее работа.