Коварные пески
Шрифт:
— Нет, Оллегра, это не так! — воскликнула я.
— Нет, миссис Верлейн, это так. И нечего притворяться. Я всегда думала: это из-за того, что Нейпьер мой отец, а дед его ненавидит. Но дело, оказывается, не в этом, ведь этот ребенок тоже Нейпьера, и все в доме так суетятся еще до того, как он родился.
Она побежала вперед и, сорвав розу, начала ее теребить.
— Оллегра! — окликнула ее Элис. — Это же любимые розы твоего деда.
— Я знаю, — огрызнулась Оллегра. — Поэтому я ее и сорвала.
— Не лучший способ разрядить свои чувства, — заметила я.
— Но один из них… — усмехнулась Оллегра. — И пока
Она сорвала еще один прекрасный бутон и начала раздирать его. Я знала, что возражать не имеет смысла, и, если не окажется зрителей, Оллегра сама прекратит это занятие. Поэтому я сошла с тропинки и направилась по лужайке к дому.
Миссис Линкрофт как-то предложила мне сопровождать девочек во время их прогулок верхом. Я заказала в Лондоне для себя амазонку, так как не любила одалживать одежду. Кроме того, платье Эдит не сидело на мне так, как надо. Конечно, покупать амазонку было расточительством, но когда я ее получила, то стала кататься верхом гораздо чаще.
Этот наряд был темно-синего цвета, как раз того оттенка, который мне шел. Скроен он был превосходно. Как только я увидела свою новую амазонку, я тотчас перестала жалеть потраченные на нее деньги. Все девочки уверяли, что выгляжу я в ней очень элегантно.
Миссис Линкрофт как-то призналась: «Не могу передать, как я рада, что вы здесь, миссис Верлейн. От вас мы получаем такую большую помощь, особенно сейчас, когда уехал мистер Браун».
Я ответила, что мне приятно оказаться полезной, так как опасалась, что у меня будет мало работы. Действительно, я была даже рада такому повороту событий, потому что не только чувствовала себя все время при деле, но перестала теперь волноваться, что не отрабатываю свой хлеб. К тому же я могла теперь видеться с девочками чаще и узнать их гораздо ближе. Я имею в виду Оллегру, Элис и Сильвию. Эдит я стала видеть реже. Она уже больше не ездила верхом, хотя время от времени просила меня позаниматься с ней музыкой. Но во время занятий она стала держаться более замкнуто, и у меня сложилось впечатление, что она жалеет, что поддавшись импульсу, чуть было не поверила мне свои секреты.
Однажды, когда мы с девочками отправились на прогулку верхом, мы столкнулись с Нейпьером.
— Привет! Отличная погода для прогулки! — приветствовал он.
Я заметила, что он избегает смотреть на Оллегру, а она на него. Оллегра в своей обычной манере надула губки. Почему он так недобро к ней относится? Может быть, она напоминает ему ту женщину, которой он когда-то неосмотрительно увлекался. Какая она была? Что же он все-таки к ней испытывал? Но почему это должно меня интересовать? Конечно, Оллегра — моя ученица, и мне следует помогать ей, но девочка сама проявляет такую строптивость, что это очень трудно делать.
— Да, день чудесный, — ответила я. И тут же подумала, что за избитую фразу я произнесла. Три пары глаз наблюдали за мной и Нейпьером так пристально, что мне стало не по себе.
— Я поеду вместе с вами, — сказал Нейпьер, развернув лошадь, и мы поехали дальше, он немного впереди нас, так как дорога была довольно узкой. У Нейпьера была прекрасная осанка, голову он держал прямо и гордо. Я тогда подумала, что Оллегра тоже все это видит, и для нее важна малейшая деталь в его поведении, малейшая интонация его
Я повернулась, чтобы заговорить с ней, и тут увидела, что она пытается столкнуть с седла Сильвию.
— Оллегра! — воскликнула я. — Ради Бога, прекрати!
— Но Сильвия дразнит меня, — возразила Оллегра.
Нейпьер, будто не замечая девочек, обратился ко мне:
— Приятно видеть, как хорошо вы стали ездить верхом.
Мы выехали на широкую аллею, и Нейпьер оказался рядом со мной.
— Все, что вы делаете, получается у вас прекрасно, — но выражение глаз Нейпьера противоречило уважительному тону его голоса.
— Не очень в этом уверена.
— Напротив, вы уверены. И поэтому добиваетесь успехов. Надо верить в себя, а не ждать, когда в вас поверит кто-нибудь другой… пусть даже лошадь. Вот ваша лошадь знает, что у нее очень решительная наездница.
— Как у вас просто все получается.
— В теории все просто. Труднее выходит на практике.
— Это звучит весьма глубокомысленно. А вы сами следуете этой теории в жизни?
— О, тут вы меня поддели, миссис Верлейн. Конечно, нет. Как большинство людей, я умею гораздо лучше давать советы другим. Но ведь я прав, верно? Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Когда-то вы мечтали стать великой пианисткой, а оказались здесь и преподаете музыку посредственным ученицам. Ведь так? Я правильно понял ваши мысли?
— Мои дела вряд ли заслуживают такого глубокого анализа.
— Наоборот. Они дают очень хорошее подтверждение моим словам.
— И все-таки они слишком незначительны, чтобы служить подтверждением такой глубокомысленной теории.
— Вы сегодня нарочно изображаете из себя такую бестолковую особу?
Меня обожгло яростное желание отстать от Нейпьера и дождаться девочек. Но я этого не сделала.
— Вы прекрасно осознаете, — продолжал Нейпьер, пристально в меня вглядываясь, — что ваше прошлое мне чрезвычайно интересно.
— Не понимаю, почему?
— Вы можете обманывать себя, но меня вам не обмануть.
Мы непроизвольно посмотрели в сторону моря. С боку на горизонте возвышался замок. Его очертания, напоминавшие розу Тюдоров, великолепно вырисовывались на фоне неба. Внизу над обрывом волны мягко набегали на гальку и с тихим, словно бы довольным урчанием, лизали ее. Вдали виднелись дома городка. Издали казалось, что его улицы уходят прямо в море. На гальке вверх днищем лежали рыбацкие лодки. В воздухе стоял запах рыбы, перемешанный с терпким духом морских водорослей.
— Кажется, будто дома проваливаются прямо в море, — заметила я.
— Море здесь наступает. Через сотню лет все смоет. И вон та улочка, где по обе стороны теснятся дома, уже будет не улочкой, а морским дном. Эти домики постоянно затопляет. Знаете, мне пришло в голову сравнение: вы и я похожи на эти дома; наше прошлое, как это море, грозит поглотить нас, или, постепенно засасывая, не дает нам жить полной свободной жизнью…
— Никогда не думала, что вы способны на такие сравнения.
— О, вы многое еще обо мне не знаете.