Ковчег 47 Либра
Шрифт:
Костер и космос
Большая река загадочным образом действует на человека — как рукой снимает любые стрессы и депрессии, достаточно просто сидеть на берегу, смотреть и вдыхать речной воздух. Это в полной мере ощутили Алекс, Роланд, Джин и здоровенный пес по имени Джек уже на третий день после бегства из цивилизации. Джек был одним из многочисленных потомков Ноя, его отбраковали за то, что драл всех кобелей вне зависимости от размера и породы, драл не сильно — до первой крови, но даже такой уровень агрессии считался недопустимым
Трое друзей сидели на сером бревне, обточенном песком и речной галькой, перед ними горел костер. Пес лежал на песке и точно так же смотрел на реку и отражение гор в ней. Мимо проплыл речной круизный теплоход.
— Они плавают здесь испокон веков, — сказал Алекс. — Еще двести с лишним лет назад здесь плавали почти такие же, только они были дизельными — на мазуте. Возможно, какие-то из тех плавают до сих пор, только дизель поменяли на реактор.
— Ты вроде был уже здесь. Не доводилось плавать на таком утюге?
— Нет, я плавал только на веслах, как сейчас. Да и был я здесь только один раз с дедом. Мне было 12 лет, ему 82. Чувствуя, что слабеет, дед решил показать мне это место — оно для него много значило. Он за пять лет до того сплавал сюда в одиночку. По его словам, настолько вспомнилась юность, в таких деталях, включая мечты и мысли, что как будто состоялся диалог с самим собой шестидесятилетней давности.
— У твоего деда определенно были хорошие детство и юность, — сказал Джин. — Кстати, у меня ведь тоже русские корни, хоть я по-русски знаю всего с десяток слов. Я ведь на самом деле Кунин — где-то три или четыре поколения назад вторая буква «н» потерялась.
— Да, деду можно позавидовать. Он еще говорил, что в худшие времена грелся воспоминаниями, словно выделялось то тепло, которое он впитал тут, лежа на горячем песке. Я запомнил все лишь смутно — горы за рекой, запахи. Тоже ведь 60 лет прошло. И тоже как будто все оживает, хотя я, в отличие от деда, здесь не рос. Прямо-таки сверхъестественное место!
Друзья сидели на бревне, глядя на протянувшуюся по реке дорожку от садящегося солнца. Мало сказать, что они устали. Они были измотаны. Усталость от хорошей интенсивной работы приятна. Усталость от бесконечных дерганий, дрязг, от сыплющихся с разных сторон срочных дел, от неудач, от обещаний, которые не успеваешь выполнить, болезненна и разрушительна. Мало сказать, что друзья отдыхали. Они отмокали, отходили, оживали. Шел двадцатый год эпопеи Ковчега. Обычно крупный проект трудно начинать, но со временем дело как будто встает на рельсы — начинает катиться само собой, распределяется между участниками, каждый из которых знает свою роль. У Ковчега не было рельсов и, казалось, не могло быть. Все делалось впервые, везде прятался подвох, все неудачи были неожиданными и казались бесконечными.
Когда солнце село, издалека зазвучал протяжный гудок теплохода, низкий и щемящий, заполняющий все пространство, будто не от мира сего.
— Прямо метафизический сигнал! — Сказал Роланд. — Словно хочет нам сообщить что-то важное.
— Видимо, пытается нас подбодрить или вступиться за нас перед Космосом, — добавил Джин.
— Насчет подбодрить — сейчас сделаем, — вступил Алекс. — Значит, Конгресс США показал нам шиш — это все видели еще перед отъездом. Я попросил вас оставить все гаджеты дома — и правильно сделал. Но сам захватил на всякий случай салфеточку.
Алекс достал салфетку из кармана рубашки, расправил, щелкнул, поводил пальцем и торжественно прочел:
«Ассоциация
— Вот это да! Прямо потеплело на душе…
— Интересно, а если бы канадские лесорубы поддержали?
— Мы бы построили из бревен целый комплекс в духе аудитории В 3. Впрочем, шутки в сторону. Это действительно замечательный знак. И он уже не единственный. Похоже, перемены пошли в глубину — все больше признаков народной поддержки. Виноделы — это серьезно! Двадцать лет назад они бы поддержали Конгресс, а не нас. Политики еще не знают, как относиться к Ковчегу, а народ уже осоловел от гомеостаза и начал просыпаться. Да и мы не зря мотались по миру со своими лекциями и выступлениями. И чего мы тут нос повесили… Алекс, помнишь, что ты говорил на ужине в В 3 про отчаяние в середине тяжелой дороги? Вот она и есть — середина.
— Ну как же, помню. Помню и то, что Джин говорил: надо долго жить, чтобы увидеть запуск. Мне уже точно не дожить. Ну, хоть бы вам с Джином…
— Да ладно, Алекс, на тебе еще воду возить можно. А помнишь ночь с лягушками, кузнечиками и звездами в Монгольском парке, когда и возникла идея?
— А как же! «Вакханалия жизни», «точка Омега», «у нас с собой было». Кстати, идею-то ты выдвинул, я лишь поддакивал.
— Я уж и не помню, кто первым сказал «А», да и не важно. Интересно вот что. Тот разговор имел огромные последствия. Благодаря ему мы решили действовать. Получается, что он изменил нашу жизнь, мобилизовал огромные средства и сотни тысяч человек, а впереди — куда более грандиозные последствия, если не сломаемся. А если бы небо не было столь звездным или лягушки бы молчали, или если бы у нас с собой не было? Разговор бы не состоялся или пошел бы не туда — и прощай Ковчег! Вот вам и причинно-следственные выкрутасы.
— Если бы да кабы! Идея давно носилась в воздухе. Даже в самых убогих научно-популярных передачах звучала иногда. Просто никто не удосуживался разобраться в задаче и решиться. Ну не мы, так кто-нибудь другой это сделал.
— Я думаю, это все равно бы сделали вы, чуть раньше, или позже, — заключил Джин. — Не звезды и лягушки, так море и птицы, не коньяк — или что там у вас было, — так красное вино. Вы к тому времени созрели для Ковчега, и никаких причинно-следственных выкрутасов.
— Давайте немного посидим молча, — предложил Алекс, — поглядим, как звезды зажигаются. Вон, самая яркая над горами, что это?
Самая яркая из звезд оказалась Марсом. Когда совсем стемнело, он стал настолько ярок, что от него по воде протянулась дорожка.
— Там ведь наши друзья, — сказал Роланд. — Йоран и другие. Как-то они там? Интересно, какое у них в колонии на Капри сейчас время суток?
— Сейчас посмотрю, — Алекс снова поводил пальцем по салфетке. — Десять утра у них.
— Давайте напишем что-нибудь Йорану прямо сейчас. Марс близко, минут за шесть дойдет.
— Не надо. Мы на отдыхе, он на работе. Йоран, кстати, большие реки видел только на снимках. Он же родился на Марсе. Нет у них там больших рек. Может быть будут через двадцать тысяч лет. А сейчас много чего нет.