Ковчег изгоев
Шрифт:
— У нас на баркентине такие есть?
— Они входят в стандартный набор оснащения десантной группы, — доложил Белый Волк.
— Значит, этот «Туман» был у нашей группы?
— Да. Но кто мог его включить?
— Надеюсь, я ошибаюсь… — пробормотала я. — Хорошо, ждём, не объявится ли Мангуст.
Положив руки на штурвал, я с помощью маневровых двигателей перевела звездолёт на несколько десятков километров в сторону. Булатов молча наблюдал за моими действиями.
— Заблокировать систему управления «Стрижа»? — спросил он.
— Да, — кивнула я. — Хотя, лучше выведите его на орбиту и оставьте там над районом под прикрытием экран-поля. Включите камеры внешнего наблюдения.
Он
Я начала раз за разом просматривать записи биолокатора и переговоров с десантной группой, размышляя, что же произошло там внизу. Белый Волк доложил, что четверо на планете направляются в сторону горной гряды. Связи с Мангустом по-прежнему не было. А спустя час «Стриж» передал кадры, на которых над зарослями деревьев промчались пять скоростных катеров, с обшарпанных бортов которых ещё не совсем отшелушилась их яркая раскраска. Они какое-то время барражировали над районом, а потом унеслись прочь, к той же горной гряде.
— Ну вот, мы получили доказательства наличия разумной жизни на этой планете, — произнесла я, проходя по дорожке вдоль резервных пультов в командном отсеке.
— Вы правы, те, кто пропал в этой воронке, живы и, судя по всему, неплохо себя чувствуют, — кивнул Булатов. — Послушайте, а почему мы решили, что Тию взяли в плен? Может, она встретилась с ними и ушла, чтоб встретиться с остальными. Она не может с нами связаться, потому что её передатчик неисправен.
— Да, — кивнул Вербицкий. — Бедняга Тайс застрелился, а Мангуст просто аннигилировался. Юра, хотим мы этого или нет, всё указывает на то, что те, кто там внизу, могут быть враждебны нам. Сперва они сбили зонд, потом убили Тайса. Мангуст тоже исчез неспроста. А Тия, скорее всего, в плену.
— Кстати, о зондах, — я повернулась к Зире, — направьте оставшиеся два зонда в район этой горной гряды. Пусть обследуют всё, что можно.
— Выполняю, — произнесла она.
— Их, скорее всего, тоже собьют, — заметил Хок. — Они не защищены экран-полем.
— Логично… Но пусть думают, что у нас нет ничего, кроме зондов… Белый Волк, — я взглянула на старшего стрелка, который стоял возле пульта пилота. — Сколько у нас на борту «Стрижей»?
— Ещё два.
— Они все могут работать в режиме стационарных орбитальных спутников?
— Да, командир.
— Старпом, если разместить все три капсулы на экваториальной орбите, какая часть поверхности будет под контролем?
— Если рассчитать оптимальную орбиту, то практически вся, за исключением разве что какой-то небольшой территории на полюсах.
— Рассчитайте. Белый Волк, подготовьте капсулы и разместите их на экваториальной орбите.
— Мы останемся без защищенных экран-полем десантных капсул, — напомнил он. — У нас останется только несколько одноместных глиссеров и «грумы».
— Чем вас не устраивают «грумы»?
— На них не все умеют летать. Впрочем, у нас осталось три стрелка, и два из них умеют, — он поднёс к губам радиобраслет. — Митико-сан, готовьте капсулы к работе в режиме стационарных орбитальных спутников… И ещё, Мангуст выходил на связь?
Я вопросительно взглянула на него. Он покачал головой.
— Ладно, — вздохнула я. — Что мы имеем? В воронку шестнадцать лет назад попал научно-исследовательский корабль «Гринвич», девять человек экипажа на борту. Тогда же пропал поисковик «Орфей», который мы, кажется, обнаружили внизу, ещё 15 человек. Четырнадцать лет назад исчезает «Парус» — двенадцать человек экипажа. И тогда же — поисковик «Фудзивара», десять человек. Четыре года назад
— Судя по этим обшарпанным катерам, они служат вместе со своими кораблями, — добавил Хок.
— Скорее всего.
— Я заметила, что катера, действительно, обшарпанные, — проговорила Зира. — Значит, на них часто вылетают. Но у них не может быть такого большого запаса горючего, чтоб хватило на столько полётов. Где они берут горючее?
— К тому же четыре крупных звездолёта находятся здесь без обслуживания и ремонта уже, по меньшей мере, четырнадцать лет, — напомнил Булатов. — Не думаю, что они на ходу.
— Судя по тому, как зарос «Орфей», он не взлетал лет десять, если не больше, — согласился Хок. — Если они используют топливо с больших звездолётов, то у них в арсенале только маломерки. Ну, и, кроме того, стандартное оружие, которое находилось на звездолётах.
— Не забывайте, что поисково-спасательные звездолёты всегда были совсем неплохо вооружены на случай столкновения с пиратами, — проговорила я. — Это значит, излучатели всех типов и радоновая защита.
— Вот это мне уже не нравится, — расстроился Булатов. — Будем надеяться, что она не работает.
— Нельзя недооценивать противника, капитан-командор, — покачал головой Хок. — Будем исходить из того, что она у них есть.
— Это то оружие, которому мы можем противостоять, — кивнула я. — Но есть и другое, то, которое воздействует на разум даже за пределами этого мира. Что вы думаете об этом оружии, доктор?
Я взглянула туда, где уже минут пятнадцать стоял Дакоста. Он внимательно слушал, о чём мы говорили, но не вмешивался в разговор. Теперь все обернулись к нему.
— Мы не знаем точно, — ответил он. — Я видел некоторых из тех, кто уцелел, но они после проведенной терапии ничего не помнили. Только тот курсант, который удалился в монастырь. Он отказался от завершения лечения и потому кое-что помнил. Он говорил, что слышал голос у себя в голове. Этот голос звал его, говорил, что Бог Света простирает к нему свои объятия и хочет освободить его от боли. Помимо своей воли он вспоминал о том, что в жизни причиняло ему боль, что продолжало мучить его, несмотря на прошедшие годы. Он сказал, что если б он распахнул свой разум, то Зверь вошёл бы в него. Он считает, что остальные безумцы сдались на уговоры, но у него в сердце звучал другой голос, голос его погибшего отца, и с этой болью он не желал расстаться. Потому он сопротивлялся. Так он сказал.
— А если без лирики? — произнёс Вербицкий, не скрывая своей неприязни к мальтийцу.
— А если без лирики, то я полагаю, это было что-то похожее на радиоизлучение, которое адаптировано к приёму нашим мозгом.
— И почему на нас это ещё не подействовало?
— Может, потому, что нас, благодаря прозорливости командира, с самого начала защищает радоновая защита.
— Радоновая защита непроницаема для такого рода излучений, — кивнул Хок. — Что ещё, доктор?
— Учитывая, что лучшим лечением от этого безумия было обычное выборочное стирание памяти, можно предположить, что таким образом в мозг закладывается программа, которая впоследствии влияет на поведение человека, но, если её убрать, он может вернуться к нормальной жизни.