Ковчег
Шрифт:
— Ну-ну, я вижу, вас снова клонит в сон. Не буду больше беспокоить, милый друг, отдыхайте, — сжалился наконец Поэт.
— Знаете, я бы не отказался еще от чашки чая.
Поэт поглядел на Занудина как на дурачка, но тут же, словно до него окольными путями все-таки дошел смысл сказанных слов, спохватился, рьяно закивал головой, в глазах зажглись заискивающие огоньки.
— Разумеется. Я передам. Даун дежурит у двери. Ни в коем случае не стесняйтесь, будьте прихотливы. Как только что-то понадобится… Все мы желаем вашего скорейшего выздоровления.
Поэт, бодро размахивая руками, покинул комнату. Занудину принесли его чай, а потом явился дядюшка
Старик удалился, а Занудин снова предался сну.
На этот раз ему приснилось море. Завораживающе красивое, по-вечернему багряное. Обнимая редкие скалистые гребешки, с ласковым шепотом набегал на берег прибой. Крикливые чайки падали с высоты на водную зыбь. И большой белый корабль, превращаясь в точку, уплывал за горизонт…
Визиты И Новые Загадки
— 28 —
Так потянулись «ковчеговские» будни.
Постельный режим благотворно влиял на расшатанную психику. У Занудина все чаще возникало хорошее, подчас даже игривое настроение. А однажды — по обыкновению появившись справиться о здоровье больного и исполнить его мелкие прихоти — Даун вдруг проговорился: дядюшка Ной вообще не взимал с постояльцев платы! Этот удивительный факт Занудина тем паче раскрепостил. Выходит, он такой же дармоед, как и все остальные! Недобрый рок ох как часто выбирал Занудина своей безответной мишенью — а теперь обстоятельства решили его побаловать, по-другому не скажешь.
Дней через пять Занудин уже спускался к общему столу. Но так быстро впадал в слабость, что снова приходилось подолгу отлеживаться в постели. Словно невзначай заглядывая в зеркало, он находил свое лицо похожим на лежалый сыр — и все-таки не таким бледным и обтянутым, как несколькими днями раньше.
С соседями постепенно наводились мосты. Панки, например, больше не гадили перед номером Занудина, хотя почти каждое утро вешали ему на дверь табличку с очередным неприглядным прозвищем. Занудин, алея лицом, терпеливо их снимал и складировал под кроватью. В коллекции уже накопились:
ЧАХЛЫЙ КОМАТОЗНИК
ОБЕЗЬЯНА СУТУЛАЯ
КАРКАЛЫГА БЕСПОНТОВЫЙ
ЗДРАВСТВУЙ, ДЕРЕВО
Я У МАМЫ ДУРАЧОК и проч.
Но все это, в какой-то степени, сходило за худой мир. Хочешь не хочешь, а приходилось запасаться овечьим терпением в ослиной шкуре, пока не встал на ноги твердо.
Более-менее по-компанейски складывались отношения с Поэтом и Музыкантом. Первый, правда, вел себя слишком навязчиво, но Поэта всегда можно было без обид одернуть, избежать нежелательной полемики. Второй, напротив, инициативу к общению проявлял лишь по случаю, и даже Занудин на его фоне выглядел прилипалой (каковым, конечно, себя не считал).
Исключительно
Женщину отличала переменчивость настроения, однако Занудин без раздумий списывал это на свойство пола: мол, разве женщины не все такие, если разобраться? Ей нравилось быть внешне серьезной и озабоченной тысячью всевозможных дел, но кокетство в натуре все равно превалировало. Кто за ней тут ухлестывает, Занудин пока не раскусил…
Жертва являл собой (как и с самого начала это бросилось в глаза) бездну всякого рода болезней и комплексов; но удивительно — жалости к себе не вызывал. Было в его ущербности что-то такое таинственно органичное и в то же время — будто преднамеренное. Круг общения Жертвы ограничивался Дауном, дядюшкой Ноем и Поэтом. Впрочем, Поэт в «Ковчеге» не обделял вниманием никого — язык его испытывал зуд никогда не прекращающийся.
Дядюшка Ной от слов по-прежнему не отказывался и при каждом удобном случае не уставал повторяться: «Будьте моим гостем, Зануда. Куда вам спешить?» В глазах Занудина простреливала податливая искорка, но отвечать что-то конкретное он не торопился.
Занудин чувствовал себя вполне непринужденно в «Ковчеге», однако вот на какую вещь он успел обратить внимание. То, что комната самого Занудина для доброй половины «ковчеговских» обитателей превратилась в проходной двор, воспринималось как норма. Но вообще — заходить в номера соседей и интересоваться, кто чем занимается, было здесь явно не принято. Каждый имел свойство запираться на ключ. А дверь Жертвы, к примеру, была и вовсе оснащена четырьмя громадными металлическими засовами.
Занудин, как ни пытался, не мог себе представить, что за секреты здешние обитатели скрывают. Что представляет собой их досуг? Ладно уж Виртуал — ну а как быть с остальными? Дни и ночи за запертыми дверями, и только редкие вылазки в холл: принять пищу да обменяться кислыми приветствиями, а то и просто без них обойтись…
Все это Занудин мысленно присовокупил к тем странностям, которые были отмечены им раньше, но выстроить хоть какой-то остов удобоваримого объяснения пока не представлялось легкой задачей. В итоге любопытство неуклонно превращалось далеко не в последнюю причину из тех, что держали Занудина в «Ковчеге».
Все как будто бы шло своим чередом… А завеса «ковчеговской» тайны постепенно и неминуемо приоткрывалась…
* * *
Помятые падением с лестницы бока уже не стонали, и бессмысленно зарабатывать пролежни было ни к чему. Только легкое головокружение удерживало этим вечером Занудина от подъема. «Полный день проведу завтра на ногах! — бойко решил он про себя. — Похворал — и хватит! Сегодня вот разве еще отдохну…» Всплывший в памяти мотив какой-то популярной в былые годы песенки долго и муторно дразнил как комар-пискун, которого нипочем не удается ни отогнать, ни прихлопнуть. Тщетно пытаясь вспомнить кто ее исполнял, он так и скоротал время до глубокой ночи. Когда стрелки часов показали пять минут третьего, в дверь ритмично постучали.