Ковен озера Шамплейн

Гор Анастасия

– Сказал же, дыши через рот, – по-учительски заворчал он, и я сердито стукнула его по груди. – Мы можем уйти, если хочешь. Но я был бы благодарен, если бы ты попробовала снова и…

– Элементы.

– Что?

– У нее, твою мать, символы четырех стихий на животе! Элементы: огонь, воздух, вода и земля. Это что, правда настолько сложно?!

Кровавые узоры мигали перед глазами кошмарным видением, от которого я не могла отделаться, даже крепко зажмурив глаза. Приведя себя в чувство и отдышавшись, я обернулась к Коулу, чей

длинный силуэт перекрывал вид на хаос, царящий в спальне.

Открыв блокнот, он сделал пометки.

– Еще?

Я обтерла лицо рукавом и вернулась к кровати. На этот раз мне удалось рассматривать тело Харпер дольше, чем жалкие десять секунд. Вдоль ее рук тянулись зигзаги, а вокруг округлых грудей плясали письмена – неизвестный мне язык, отдаленно напоминающий шумерский.

– Не знаю, – сдалась я. – Больше ничего не узнаю. Разве что, может быть, вот это, – я указала пальцем на полукруг, очерчивающий ее коленную чашечку. – Похожим сигилом ведьмы помечают новорожденных детей, чтобы защитить их от фейри, которые, согласно легендам, крадут из колыбелей младенцев. Но если я и права, то выходит бессмыслица… Этот знак – рождение, а не смерть. Приход нового.

Коул хмурился, но записывал – не знаю, что дельного он мог подчерпнуть из моей бессвязной болтовни. Я склонила голову, меняя угол обзора. Пышное облако выпустило из плена солнце, и его луч упал на компьютерный стол, заваленный тетрадями и грязными чайными кружками. Между ними стояла глиняная вазочка, расписанная вручную, откуда торчали семь белых бутонов, тянущихся к окну.

Я шагнула туда и, подвинув стопку учебников по экспрессионизму, поддела ногтями глянцевую листовку.

– «Дикие кошки», – прочла я над изображением футбольной команды и датой прошлого матча. – Похоже, Харпер встречалась с футболистом.

– С чего ты взяла?

– Кто-то же отправлял ей букеты, – сказала я, указав на вторую вазу из хрусталя.

Рядом с ней, прямо на подоконнике, лежал третий букет. Очевидно, тот самый, с которым к Харпер приехал курьер, найдя ее мертвой и кинув цветы сюда.

Все цветочные композиции были составлены со вкусом: лиловые астры с пионами и белые лилии с веточками вербены. Атмосфера леденящего ужаса, поглотившая спальню после убийства, задушила их красоту. В сравнении с ошметками плоти на ковре и изуродованным трупом цветы стали совсем непримечательной деталью, которую было так легко упустить.

Я обвела взглядом каждый цветок.

– Целых три букета…

И все они выглядели свежими, будто сорванными накануне. Странные в своей чрезмерной естественности, роскошные, цветущие… Я подошла к вазе, из которой выглядывала крафтовая обертка, и развернула подарочную открытку. Она, с аккуратной мужской подписью, приветствовала Харпер в Бёрлингтоне после летних каникул. Следующий букет, составленный из хризантем и розовых бусин, подписан не был, но был помят, как если бы Харпер привезла его в машине после свидания.

Третий, доставленный сегодня, сопровождало целое письмо. Та же мужская подпись и поздравление с днем рождения, на котором он не смог присутствовать лично из-за приболевшего отца, живущего в Техасе.

– Похоже, она пользовалась популярностью, – озадаченно предположил Коул, пристально следя за мной.

– Все букеты от одного адресата, – покачала головой я. – Майкл Фишер… Он ведь не мог подарить все букеты сразу, верно?

– К чему ты клонишь?

– Все цветы свежие, будто их срезали только утром, хотя лишь один букет из трех был доставлен сегодня.

– Уверен, в Бёрлингтоне можно найти хороших флористов, – пожал Коул плечами. – Или, может, Харпер опрыскивала их удобрениями…

Я недоверчиво нахмурилась и задумчиво погладила пальцами белоснежные лепестки.

– Ты хоть одни живые цветы видел, которые бы не имели никаких признаков увядания, простояв две недели? – спросила я, развернув перед лицом Коула первую открытку. – Прочти. Этот букет Харпер подарили в первый день, как она прилетела из Торонто. Должно быть что-то еще… – И, игнорируя замешательство Коула, я стала бродить по комнате.

«Мама! Все игрушки Джулиана обросли ромашками!»

Я взялась за ручки платяного шкафа и потянула на себя, открывая. Несколько коротких платьев, стопки футболок, полочки с бельем и носками… Ничего примечательного, кроме одного: ворохи змей, кишащие под сложенной одеждой и посыпавшиеся на меня с верхних полок.

Я с визгом отпрыгнула, врезаясь в Коула.

«Рэйчел, помоги! Под моей кроватью змеи! Рэйчел!»

– Что у вас здесь? – крикнул Сэм, врываясь в комнату.

Такого отборного мата мне, пожалуй, не приходилось слышать даже в Детройте.

– Вот же дрянь, – фыркнул Сэм, стряхивая со своего ботинка одну из змей. – Мало того что все здесь кишит пауками, так теперь еще и змеи! Это общежитие точно не проклято? – Плюясь, Сэм снова выругался и попятился к двери. – Эй, Гастингс! Может, проверим на тебе, ядовиты ли они? Возьми их на ручки.

Коул закатил глаза и выставил локоть, не давая мне приблизиться к расползающемуся змеиному вороху. Ничуть не боясь, он только брезгливо морщился, а затем, когда я нагнулась, попытался оттащить меня подальше, уцепясь за рукав свитера.

– Это ужи, – вздохнула я, вытянув из вазы цветок с толстым стеблем и поддев им змею, отбросила ее обратно в шкаф. – Их здесь штук десять.

– Я вызову службу, – буркнул Сэм, выходя в коридор, и Коул осторожно переступил шипящий клубок.

– Я люблю животных, – сказал он. – Но змей как-то не очень.

Я посмотрела вслед Сэму и выпрямилась, возвращая цветок в вазу.

– Твой напарник упомянул, что здесь водится много пауков…

– Их тоже не люблю. Лучше бы здесь было много кошек.