Ковер для Сталина
Шрифт:
Не смирившийся с неудачами отец постоянно лупил и мучил жену, и та в отместку вымещает злость на своих сыновьях, поэтому дети в семье не видели никакой ласки…
Вернувшиеся в Аманбейли Талыб и Шахризад неустанно трудились для обустройства своей жизни. Советская власть лишила их всего, но благодатная карабахская земля и деловитость обоих облегчала их жизнь. К тому же, они беззаветно любили друг друга. Спустя год после Муреля на свет появился и второй сын Ильяс.
Возле них неизменно находились сын конюха Умуд, его жена Хейранса, пастух Гумбат. Во
Давно уже наступила пора Исмаилу жениться, но он об этом даже не задумывался. Не было второй девушки как Шахризад. Какова бы ни была любовь к бекской дочери, он никогда не смотрел в лицо Шахризад. Шахризад была чужда ему…
Существование госпожи, ее счастье было достаточно конюху Исмаилу.
Не забывая о кровавом прошлом, село приспособилось к новой форме управления.
При первой встрече с Шахризад у Исмаила закружилась голова. Несмотря на пребывание в статусе чужака, гостя Талыб привел Фарруха в свой двор, накормил его досыта. Фаррух считал ангелом Шахризад, которая подавала еду на стол. Не испытывавший на протяжении жизни ласку Фаррух только сейчас почувствовал насколько привлекательной и красивой может быть женщина.
Ахмедали был из слуг, которые во время переселения отправили Мамедрасула на берег Куры. Он работал сторожем в сельской школе. При виде Фарруха он склонился в три погибели. Сельчане его не любили, но Ахмедали прикрывался Фаррухом как зонтом. Беспрекословно выполнял все его указания, терпел гнет этого бека-большевика.
Направляясь в дом, Фаррух думал о счастье бекского сына Талыба. У него есть такая жена как Шахризад. Зачем нужно было совершать революцию? Мучительно свергли прежнюю власть, чтобы блаженствовал бекский сын?..
Увидев удрученного Фарруха, Ахмедали обратился к жене Гюльзар:
– Быстро неси чай, товарищ Фаррух пришел очень уставший.
– Иду, иду, сейчас принесу.
Фаррух обратил внимание на красивый ковер на полу, выставленные на нем тюфяк и подушку. Вразвалку приблизился, оперся на тюфяк.
– Какой чудесный ковер?
– Этот ковер отобрали из бекского дома. Воспользовался суматохой, ночью перенес сюда. Никто не видел. Насколько я знаю, этот ковер соткала бекская дочь Шахризад своими руками. В округе нет второго подобного красивого ковра.
– Ты еще занимаешься воровством? Боже мой, да ты же вор…
Вперед подалась Гюльбяз:
– Товарищ Сохбатов, не обращай внимания на этого придурка. Этот клоун наговаривает на себя… Ковер этот остался у нас, когда спешно переселились на дачу…
Фаррух провел рукой по ковру. Каждая нитка, каждая петля ощущала на себе прикосновение рук Шахризад. Прикрыл глаза, представил себе образ Шахризад:
– Шахризад умеет вязать такие ковры?
– Эх, товарищ Фаррух, если бы не свалившееся на ее голову несчастье, то сколько она связала бы ковров…
– О каком несчастье ты говоришь, Ахмедали? Неужели, о революции. Та, наверное, сошел с ума?
– Да что вы, да буду я жертвой Советской власти. О чем вы… Называю несчастьем гибель ее отца и братьев.
Вдруг Ахмедали потупился. Язык его заплетался. – «Мой Аллах, о чем это я». Сельский ахунд Ахмедия заставил всех поклясться на Коране и больше не вспоминать о происшествии.
– Гюльгаз, что там стало с чаем? – Ахмедали решил ретироваться, но Фаррух остановил его.
– Что случилось? Куда идешь? Какого командира убил Талыб. Говори.
Невозможно было отпереться. Фаррух ни за что не отстал бы от него. Нельзя спрятать тетиву выпустив стрелу.
– Товарищ Фаррух, отца и братьев Шахризад убили после того как Талыб выстрелил в красного командира.
В ту ночь Фаррух не сомкнул глаз. Готовил донос в Бакинскую чрезвычайную комиссию. «Убивший командира красноармейского отряда ярый враг революции Талыб Амираслан оглу Хагвердиев продолжает свою контрреволюционную деятельность в Аманбейли».
Несмотря на усталость и бессонницу, Фаррух был вне себя от радости. После этого доноса ЧК должна была расстрелять Талыба. И перед ним больше не оставалось препятствий. Он мог завладеть Шахризад.
Утром отправил донос в Баку. Ждал дня когда случится расправа над Талыбом.
3
Пастух Гумбат направил овец в сторону Солтанбуда. В начале осени трава доходила до колен. Ему доставляло удовольствие видеть как овцы жадно впитывают зеленую траву. Удобно разлегшись под большой чинарой не забывал приглядывать за стадом. Но вскоре сон одолел его. Когда проснулся, сгустились утренние сумерки. Овец не было видно. Сколько лет он был пастухом у Амираслан бека, а теперь Талыб бека. И за это время не терял ни одного ягненка.
Пропажа стада выводила его из себя. В поисках овец Гумбат преодолел огромное расстояние. Самое страшное заключалось в том, что в глубине леса будь голодные волки, могли разодрать на мелкие куски овец и его самого. Но пока он не видел ни овец, ни волков. Вечерело, на его счастье луна привносила ясность. Иначе в кромешной тьме разрывалось бы сердце.
По мере углубления в лес лунный свет скрывался за широкими листьями деревьев. Вдруг все вокруг окуталось мраком. Перед ним сверкали два глаза. Вскоре этих глаз становилось все больше. Волчья стая окружила его. Большие глаза напротив приближались к нему. Горло Гумбата пересохло, он с трудом дышал. От страха не мог даже закричать. Гумбат понял, что он воет как волк:
– А-у-у-у-у…
Неожиданные выстрелы остановили его завывание. Блестевшие в темноте глаза куда-то исчезли. Против воли осел на землю. Хотел отодвинуться назад и прикоснулся к ботинку. Поднял голову и увидел нацеленную на него винтовку…
После спасения от волчьей стаи он несказанно обрадовался встрече с представителем рода человеческого…
– Эй, ты кто? Поднимайся.
Голос показался Гумбату знакомым, но под прицелом винтовки он не мог определить личность человека.
Поднялся, на ноги. Из-за первой на него были нацелены еще четыре винтовки. Передний вооруженный человек приблизился к нему.