Ковер грез
Шрифт:
— Что ж, подмечено верно. Сейчас мы с вами во всем и убедимся воочию.
Вентворт двинулся в следующий зал и подвел Питу к хрестоматийно известному полотну Тициана «La Bella». Для Питы эта картина стала настоящим открытием. Самым поразительным в ней, пожалуй, была не красота девушки, великолепно оттененная богатой одеждой, блеском шелка, мягкостью бархата, искристым золотом, а возникающее ощущение удивительной бережности и осторожной ласковости, с которой маэстро написал этот портрет.
— Правда, чувствуется спокойствие и счастье? — простодушно спросила Пита у Джеффри. Тот только чуть заметно пожал плечами и, взяв девушку под руку, прошел с ней на балкон дворца, обращенный в сады Боболи. Отсюда раскрывался вид на дома предместий,
— Более поздние портреты Тициана рождают уже другие чувства, не так ли? — поинтересовался Джеффри, вернувшись спустя какое-то время в зал и задержавшись у «Портрета кардинала Ипполито Медичи». — Глядя на «Кардинала», я ощущаю дерзость и вызов окружающим, а уж никак не спокойное счастье. Иным стал и колорит: прежняя гармония красок сменяется мощным и обобщенным эффектом господствующего в портрете и определяющего его колористический строй единого, хотя и необычайно нюансированного внутри пятна. От смягченных соотношений черных, синих, зеленых и золотистых тонов Тициан переходит в «Портрете Ипполито Медичи» к напряженной темно-лиловой гамме… — Вентворт на мгновение прервался и потянул Питу за собой к более позднему «Портрету Пьетро Аретино», — а в этом портрете к сочетаниям оранжево-золотистых, вишневых, красноватых тонов — огнистой, подвижной, то вспыхивающей, то угасающей гамме. В «Портрете Аретино» широко закручивающиеся мазки, вишнево-оранжевые, буквально пылающие тона плаща подчеркивают темперамент, грубую размашистость и внутреннюю взметенность натуры человека. Устали? — вдруг прервался он.
— Нет, напротив, я воодушевляюсь, слушая вас.
— Тогда посмотрим еще на «Портрет Ипполито Риминальди», написанный маэстро еще позднее. На первый взгляд, после прекрасной «La Bella», после почти агрессивной дерзости и колористической мощи «Ипполито Медичи» и «Аретино» этот портрет чуть разочаровывает, вы не находите?
— Ну-у… — замялась Пита.
— А разочаровывает вот чем: скромностью своего цветового строя и кажущейся безысходностью. Но это одно из тех произведений, в которые чем дольше всматриваешься, тем более потрясающий смысл в них открываешь. — Джеффри искоса взглянул на свою спутницу. Та просто ела полотно глазами. — Так вот, здесь все построено на скрытых контрастах. На плотном оливковом фоне, на который, как на стену, падает тень от человека, в ощутимо стиснутом пространстве картины кажется очень тесно огромному темному силуэту Ипполито. Поза его предельно устойчива, в ней есть нечто от той внутренней непоколебимости, которая поражает в портретах Гольбейна. Лицо Риминальди бледно, оно осунулось, кажется даже чуть влажным, спутанные пряди как будто прилипли ко лбу; оно выдает скрытую, почти безысходную борьбу, как бы психологический результат физической безвыходности композиционно-пространственного решения портрета. Взгляните сами. — Джеффри на мгновение повернулся к Пите и увидел, что та неотрывно смотрит на него, Джеффри! Впрочем, девушка тотчас испуганно потупилась, но через миг, овладев собой, спокойно взглянула ему в глаза, а затем перевела взгляд на картину. — Итак, проницательность зеленых глаз Риминальди, которые будто льдистыми остриями впиваются во всякого, кто приближается к картине, выдает особую интеллектуально-волевую силу этого человека…
Осмотрев остальные залы, где вторая половина XVI века была представлена рядом редких по качеству портретов Тинторетто, Вентворт с Питой, выйдя на улицу, долго еще любовались панорамой Флоренции с холмов, расположенных за галереей.
На пятый день Вентворт приехал на взятой напрокат машине и предложил Пите поездить по окрестностям Флоренции, чему девушка очень обрадовалась. Машина эта не была столь роскошной, как его собственная, но была неплохо приспособлена
День выдался прекрасный, и Пита наконец-то почувствовала прилив сил. Впервые за долгое время она не только ощущала легкость и беззаботность, но и испытывала в глубине души какое-то странное чувство, словно вот-вот произойдет что-то волнующее… Впрочем, девушка старалась не копаться в себе. Они пообедали в настоящей сельской таверне, где пища была простой, вино — отличным, а обслуживание — неторопливым. Они не особенно торопились и не возражали против этого, так что добродушная, полногрудая официантка, оценив их терпеливое спокойствие, каждый раз лучезарно им улыбалась.
Наконец Пита с Вентвортом снова выехали на пыльную дорогу, которая вилась как змея среди сосновых лесов и огромных валунов, и спустя какое-то время оказались высоко в горах, откуда открывался вид на белые домики с красными крышами, притулившиеся среди виноградников и оливковых рощ.
Глядя сверху на эти домики, Пита на мгновение даже испытала сожаление — ей не хотелось возвращаться вниз, в суету, что там царит, туда, где они уже не смогут наслаждаться покоем и уединением.
Вентворт остановил машину — последние полмили она едва тащилась — у развалин какой-то стены, достал портсигар и предложил Пите сигарету.
— Спасибо, — кивнула она рассеянно, по-прежнему задумчиво глядя вниз.
— О чем вы думаете, Пита? — поинтересовался он.
Только сейчас взглянув на него, она чуть смущенно ответила:
— Я думала о том, как высоко мы взобрались сегодня.
— Да, и нам предстоит долгий путь домой, — заметил Джеффри.
— Да, — отозвалась она как эхо, подумав о том, что расставаться им еще не скоро. — Я думаю, будет уже темно, когда мы вернемся во Флоренцию.
— Не будет, если мы поедем туда сейчас же. Но по-моему, у нас нет особой нужды торопиться, так как послезавтра я возвращаюсь в Англию, то есть смысл воспользоваться возможностями, которые предоставляет нам настоящее.
«Возможности, которые предоставляет настоящее»… Пита посмотрела на него выжидающе. Сердце ее тревожно забилось. Что он имеет в виду? И ведь так скоро, уже послезавтра!
— Что вы намерены делать, Пита, после того, как я уеду? — спросил ее спутник.
Пита вдруг почувствовала что-то вроде разочарования, хотя не понимала почему.
— Что я буду делать? — переспросила она. — Ну, наверное, буду продолжать занятия с Полом.
— И вернетесь вместе с Элен Рамбольд на «Виллу кипарисов»?
— Да… да, как только жизнь там станет безопасной.
— А до тех пор вы, все трое, останетесь гостями графа Ференци?
— А что нам остается делать? — спросила она в ответ на его саркастический тон.
— Ну, что будет делать Элен со своим маленьким сыном, это касается только ее, — хмыкнул Вентворт. — Но совсем иное дело ваши намерения! Поймите, Пита, я не одобряю того, что вы — гостья Ференци, и вовсе не хочу, чтобы вы возвращались на виллу, где вы заразились и тяжело заболели, хотя, возможно, это случилось и не там. Конечно, ко времени вашего возвращения туда опасность уже ликвидируют, если она вообще там существовала, но дело не в этом. Я не хочу, чтобы вы туда возвращались и продолжали ухаживать за маленьким сыном Элен.
Пита, сидевшая рядом с Вентвортом, посмотрела ему в глаза, и впервые в ее взгляде выразился осознанный протест, хотя в его присутствии она обычно робела.
— По-моему, мы уже обсуждали эту тему, когда я была в монастыре, — напомнила она, — и я вам сказала, что намерена приступить к своей работе, как только выздоровею.
— Даже если я этого не одобряю?
— А вправе ли вы высказывать свое одобрение или неодобрение? — спросила Пита после непродолжительного молчания.