Козел и бумажная капуста
Шрифт:
— Спасибо, спасибо, — Козлятьев устроился рядом со мной, — а у меня-то, девочки, какие неприятности... охладели пошлые европейцы к настоящему искусству, перестали ценить мои шедевры, не покупают больше парнокопытных! Не поймешь их, некультурных конъюнктурщиков: то нравились мои козлики, а то вдруг — смотреть не хотят! Все, что наваял, вернули, всю партию!
— Да что вы говорите? — сочувственно пропела я, в душе переживая тихую тайную радость: справедливость восторжествовала, и Козлятьев больше не будет похваляться на каждом углу, что наводнил живописную Скандинавию своими рогатыми-бородатыми уродцами... Хотя, насколько
А Козлятьев тем временем продолжал ныть:
— И ведь как покупали! Как покупали моих рогатеньких! Только и повторяли — еще, еще привозите! И вдруг — как отрезало! Видно, чьи-то происки, чьи-то интриги... Не иначе, Васька Баранов подсуетился... И Гена, менеджер мой, тут же исчез, будто его козел языком слизнул. Пока был успех — Гену из моей мастерской не выгнать, а как успех прошел — так пропал, даже телефона не оставил...
Козлятьев пригорюнился, отхлебнул остывший кофе и вдруг, жизнерадостно встрепенувшись, полез во внутренний карман своего клетчатого пиджака:
— А у меня, девочки, гениальная идея. Если эти паразиты козликами пресытились, так, может, начать новый период в своем творчестве?
И Козлятьев протянул нам на ладони керамическую статуэтку, изображавшую розовую толстенькую свинку с лихо закрученным крючком маленького хвостика и румяным девичьим личиком.
И тут я поняла, что мне напоминает новый «аромат» Афанасия Леонтьевича. Как-то в деревне я проходила мимо свинарника, и оттуда пахло приблизительно так же...
Дверь Олешкиного кабинета распахнулась, и из него вышла импозантная внушительная дама приблизительно пятьдесят шестого размера. Дама хранила на лице величие, соответствующее как минимум владелице казино или сети антикварных магазинов. Олешек бежал за ней, как цирковая собачка за цирковым же слоном, что при его комплекции выглядело смешно, и, искательно заглядывая в лицо сиятельной посетительницы, подобострастно мурлыкал:
— Ну, мы можем надеяться?
В дверях офиса дама повернулась к Олешку и неожиданным для женщины густым басом изрекла:
— Надеяться можно всегда!
Как только дверь за посетительницей захлопнулась, Олешек сразу сделался выше и крупнее: из робкого просителя он превратился в грозного начальника. Увидев же меня, он вырос еще вдвое и зарокотал, как июльская гроза:
— Соколова! Ты почему здесь? Ты что тут делаешь? Кто тебя пустил? Да я тебя немедленно уволю! Да ты сколько же это дней прогуляла? Немедленно уволю!
— Очень хорошо! — ответила я гордо и независимо. — Только это не ты меня уволишь, а это я сама уволюсь! Потому что я и дня не хочу работать с человеком, который подставляет своих сотрудников!
— Кто подставляет, кого подставляет, как подставляет? — Олешек несколько сбавил тон и чуть отступил перед моим молодым напором. — А машина-то пропала! А подпись-то твоя!
— Бандитам сдал? Сдал! — развивала я наступление. — Машина как пропала, так и нашлась, Витька-паразит в аварию на ней попал, и ты это прекрасно знаешь, а подпись мою подделали... И вообще ты знаешь, что эти бандиты через твою фирму вывозили? То-то! А если стукнуть? И про твои шашни с Аленой тоже все знаю! А про это могу жене стукнуть! И вообще тебе давно на диету пора садиться,
При упоминании имени Алены Олешка как подменили — ведь все в фирме отлично знали, как он боится свою жену Веронику. Он побледнел, вытер ладонью обильный пот, струившийся со лба, и кивком пригласил меня в кабинет.
— Прошу!
Я вошла, пожелав на прощание Афанасию Козлятьеву новых творческих успехов на поприще ваяния.
— Послушай, Анна, — нервно заговорил Олешек, плюхаясь в кресло, — ну чего ты от меня хочешь? Ты пойми: явились трое сюда в кабинет, стали угрожать, а я же ничего не знал, что там творилось с этими проклятыми скульптурами!
— Должен был знать, — наставительно произнесла я, — ты же как-никак начальник.
— Я думал, может, ты действительно за моей спиной проворачиваешь свои делишки...
— Это не я проворачивала, а твоя бывшая любовница Алена! — крикнула я, страшно разозлившись.
— Тише, — он с испугом покосился на стены, как будто они имели уши.
— Раньше надо было думать, когда ты с ней спал, — не успокаивалась я, — вообще-то мне все равно, с твоей женой я не дружу, мне до нее дела нет, но Алена лично мне устроила грандиозные неприятности, и именно ты ей в этом помогал!
— Я же не знал... — промямлил Олешек.
— Незнание не освобождает от ответственности! — изрекла я злорадно. — Так что жди, возможно, твоей персоной вплотную заинтересуется милиция... или бандиты.
Он был мне ужасно противен — толстый, потный, трясущийся от страха. Пускай теперь мучается и сидит со своей Вероникой — тоже, доложу я вам, то еще наказание...
На прощание расцеловавшись с Ленкой, я закрыла за собой дверь офиса и вздохнула с облегчением.
К вечеру я заскучала. Вадим позвонил и сказал, что скоро приедет, в квартире у него я навела относительный порядок, по телевизору ничего интересного не показывали, я изучила уже три газеты с объявлениями на предмет поиска новой работы и теперь совершенно не представляла, чем еще заняться.
И тут очень кстати раздался телефонный звонок.
— Аня? — голос у Елены Вячеславовны был не то нервный, не то испуганный. — Аня, это я... а дома Вадим Романович?
— Он недавно звонил, сказал, что скоро придет, а что случилось? — забеспокоилась я.
— Да, случилось... — она замолчала, — но... я не уверена.
— Господи, да говорите, Елена Вячеславовна, тут не до сомнений, — взмолилась я, — все это очень серьезно...
— Действительно, тетю Лиду убили из-за этого... — тихо, убеждая саму себя, проговорила Елена Вячеславовна.
— Ну так что?
— Он пришел, — со вздохом начала она, и я сразу поняла, что «он» — это ее ненаглядный Сенечка-козел, кому же еще и быть-то, — он пришел, такой... вежливый, ласковый... давай, говорит, проведем сегодня тихий, семейный вечер... поужинаем при свечах...
— Так-так, при свечах, — протянула я, — у вас что — электричество отключили?
— Вот и я говорю — зачем свечи жечь, когда белые ночи и так все хорошо видно? — при этих словах Елена Вячеславовна издала не то всхлип, не то смешок.