Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
сразу, а тысяцкие каждый на своем участке, расстоянием от одной воротной
башни до другой. Они подавали команды зычными голосами, но чаще втирались в
ряды воев и начинали творить оружием невиданные чудеса, от которых шалели
как мунгалы, так и защитники. Горожане от мала до велика пришли к стенам, помогая ратникам кто чем мог, некоторые старики, распалившись, подбирали
легкие мунгальские сабли и поднимались на прясла, встречая врагов на краю
стен. Другие волокли по
полатях с разных сторон и вместе сбросить на головы штурмующих, зависших на
лестницах и веревках. Им помогали бабы и малолетки от десяти до четырнадцати
лет, порхавшие голубями между взрослыми и умиравшие от ран тоже по
голубиному – молча. Так-же без жалоб закрывали навеки глаза бабы и молодые
девки, не успевшие походить в невестах. Всюду слышался звон оружия, крики и
визги вертлявых ордынцев, стоны раненных и хрипы умирающих, этот ратный
гвалт затмевался гулом вечевого колокола на церкви Спаса на Яру и
колокольным набатом со стороны церкви Параскевы Пятницы. На колокольнях этих
церквей на большой высоте метались по узким звонницам два тощих
монаха-звонаря и без устали раскачивали языки колоколов, помогая себе
ступнями, к которым тоже были привязаны веревки. Ордынские стрелки не
единожды пытались сбить их оттуда с помощью окситанских самострелов, установленных на верхних площадках стенобитных машин, но болты раз за разом
пролетали мимо белых колонн колоколен, увенчанных пузатыми куполами с
православными крестами наверху или расшибались наконечниками о стены, сложенные из кирпича на растворе, замешанном на травах и сырых яйцах. И
летели гулы со звонами, заполняя городские улицы и посадские районы, пронизывая пространства за дебрянские леса, соединявшиеся с чащами полонян и
дреговичей. Да некому было на них ответить, как некому было выслать на
подмогу граду Козельску, столице уездного княжества, дружины со смелыми
воями в доспехах с мечами, одинаковыми с ванзейскими. Все вокруг было
погублено мунгальскими ордами, прополовшими северо-восточную Русь полчищами
саранчи, проклюнувшейся в жарких мунгальских и кипчакских степях. Такие же у
них были и повадки.
Вятка только отошел от глухой вежи с лучниками, когда заметил, что с
другой стороны объявился тугарин с саблей и с кривым ножом в зубах, одетый в
чапан с длинными полами и в желтые сапоги, измазанные грязью. Он забегал
раскосыми глазами, соображая, в какую сторону поскакать, чтобы не
встретиться на прясле с урусутскими воями. На полатях раскинул руки ратник в
байдане, поодаль корчились еще два, пораженные дротиками, брошенными снизу, больше никого поблизости не было, если
взбегам к другой веже, занятой тоже лучниками. Тем временем к первому
ордынскому гостю прибавился еще один, за ним третий присел на расставленных
ногах, посверкивая саблей в лучах солнца, немного далее над щитным брусом
показалась голова очередного нехристя. Тысяцкий не успел пожалеть о том, что
сразу три воя попали под обстрел, оголив немалый участок стены в момент, когда каждый человек был на счету, он выдернул из ножен меч, а другой рукой
потянул за рукоятку засапожный нож и пошел навстречу врагам. Первый ордынец
развернулся лицом к нему и в ярости разинул рот с гнилыми зубами, но в
расширившихся глазах заплескался животный страх, определивший его судьбу
заранее. Ведь воин, охваченнный паникой, способен только двигать
закоченевшими членами, реагируя на каждый замах руки противника, в том числе
на ложные, тогда как в бою надо вертеться нитью-бегунком на веретене, не
сводя с врага зрачков. Так учил Вятку еще воевода Радыня, когда он достиг
отроческого возраста, и теперь та учеба легла ему на руку. Зато товарищ
воина сумел собраться и приготовиться к встрече с противником, взгляд у него
был уверенный и целенаправленный, толстые ноги будто вцепились в доски
прясла. Тысяцкий на ходу сообразил, что трусливого мунгалина можно сделать
помехой между ним и остальными нехристями, бросившись вперед, он заставил
его отшатнуться назад, чем уменьшил обзор задним ордынцам, затем пригнулся, сделал ложный замах в один бок, а когда противник откачнулся туда, опустил
меч наугад за его спину. И не прогадал, толстый кипчак не успел уклониться
от клинка, из-под малахая на лоб хлынули потоки крови и он упал на товарища, стоявшего впереди, подставляя того под новый удар. Вятка не замедлил этим
воспользоваться, понимая, что количество врагов может возрасти на глазах, он
сунул лезвие в живот мунгалину, подавшемуся к нему, одновременно отскакивая
к стене над пряслом и замахиваясь ножом. Увидел, как присел третий ворог, решивший увернуться от броска, но тысяцкому только этого было и надо, он
резко дернул кистью и острие ножа вошло под надбровный выступ будто в голову
соломенного чучела. Затем поднял меч над плечом и пошел на ордынца, видевшего расправу над соплеменниками, тот развернулся, бросился бежать по
полатям навстречу отрокам, наконец-то обратившим внимание на сечу возле
глухой вежи. Один из них натянул тетиву лука и проткнул нехристя стрелой, заставив его ткнуться лицом себе под ноги. А Вятка выглядывал уже из-за края