Козельск - Могу-болгусун

Иванов-Милюхин Юрий Захарович

наваждения, или их водил по лесу манул – степной кот, который тоже нашел в

этой стране добычу для себя, – недобро усмехнулся саин-хан, неторопливо

возвращаясь в прежнее состояние. – Пусть они подождут, пока я приму пищу.

– Слушаюсь, джихангир. Воин попятился задом и выскользнул за полог, так-же высоко вскинув ноги

над порогом, как и в первый раз. Саин-хан успел заметить скрещенные копья

стражи перед входом в шатер и синие сумерки, подсвеченные языками пламени

от

множества костров, разведенных по всей равнине, раскинувшейся внизу. Он

подобрал пятки под себя и с жадностью погрузил пальцы в блюдо, стоящее к

нему ближе всех, небольшой рот с редкими черными волосами на верхней губе и

на подбородке открылся сам собой, предвкушая новые удовольствия, черные

бусины зрачков закатились за припухшие верхние веки, сросшиеся с надбровными

дугами. В животе утробно заурчало и действительность вокруг снова отошла на

задний план, уступив место плотскому насыщению.

Бату-хан уже перебрался из юрты охтан-хатун – младшей госпожи – в свой

шатер с тугом – штандартом у входа, с эмблемой орды наверху и несколькими

конскими хвостами под ней, в котором жил дух Потрясателя Вселенной, и еще

знаменами двух цветов: белого – дневного и черного – ночного. Он сидел на

низком троне, отделанном золотом, в стальной кольчуге с золотыми пластинами

спереди и по бокам, с золотой пайцзой на груди, на его голове устремлялся

вверх высоким шишаком с крупным в нем алмазом золотой китайский шлем с

назатыльником из металлической сетки с мелкими ячейками, которую умели

делать только в царствах Цзинь и Сун. По сторонам шлема свисали четыре

хвоста черно-бурой лисицы, ниспадающие на спину волнами теплого меха. На

ногах у джихангира были надеты мягкие гутулы – сапоги без каблуков, выложенные войлоком, в которых было удобно ходить по коврам внутри шатра, что выпадало очень редко. Он заправил в них с помощью слуги широкие штаны из

парчовой ткани, подвязанные в поясе крепким шелковым кушаком. Из-под

кольчуги выглядывали концы рукавов бархатного кафтана. Позади трона замерли

по обе стороны, расставив толстые и короткие ноги два коренастых кебтегула

ночной стражи в стальных доспехах со скрещенными на груди руками, на поясах

у них кроме мечей висели кинжалы из дамасской стали, а головы были украшены

шлемами с личинами. Лица имели свирепое выражение. Вид джихангира со

сдвинутыми к переносице бровями и с раздувшимися ноздрями короткого носа

тоже не предвещал посетителям ничего хорошего. Он успел освободиться от

сладостных томлений тела и духа, охвативших его после встречи с маленькой

юлдуз, и теперь заменил их на мангусов – демонов зла и беспощадности. Он

ждал,

когда порог шатра переступят царевич Шейбани-хан с братьями, которых

вызвал накануне для совета после того, как движение войска затормозилось по

вине Гуюк-хана, застрявшего под небольшой крепостью Козелеск. Войдут и

посланцы сына кагана всех монгол, этого ублюдка царских кровей, обладателя

тулуна вместо головы, чтобы разом отомстить ему за прошлые обиды. Кешиктены

Субудая успели донести, что чингизид с полководцем Бурундаем не сумели с

наскока захватить крепость, оказавшуюся на пути, этот городок Черниговского

улуса, князь которого Мстислав Святославич принимал участие в нападении на

реке Калке на войско Священного Воителя вместе с половцами лет пятнадцать

назад. Тогда Великий Потрясатель Вселенной заманил в ловушку объединенное

войско урусутов и степняков и разбил его наголову. А затем Субудай положил

князей и воевод на землю, навалил на них бревен и досок и приказал нукерам

сплясать на живом помосте танец, посвященный победе. Так отомстили

татаро-монголы за убитых послов и за прежние победы урусутов над степняками, таким образом погибли князья, воеводы и ханы объединенного войска, возомнившие себя непобедимыми. Тогда никто из урусутских властителей не

понял, что это была лишь разведка боем Священного Воителя и его правой руки

Непобедимого, старого полководца, готовившихся начать поход к последнему

морю. И если бы не смерть Учителя, которого отравила дочь одного из

кипчакских ханов, и не смерть старшего его сына Джучи, тоже погибшего от

отравленной стрелы, отца Бату-хана, тумены орды давно бы омывали сапоги в

его волнах.

Убранство шатра, подсвеченное несколькими медными жировыми

светильниками, развешанными вдоль стен на бамбуковых шестах, состояло из

китайских драгоценных вещей с арабскими предметами среди них, оно как бы

повторяло убранство шатров китайских императоров, когда те покидали

роскошные дворцы и отправлялись с инспекцией подданных. Монгольские ханы

ценили вещи, сделанные в стране Нанкиясу, выше вещей из других стран, они

признавали в своих покоях только их творения и еще монгольские изображения

на полотне Синего Волка и Оленицы, нарисованные местными умельцами не так

красиво, как получалось у придворных рисовальщиков при царских и султанских

тронах. Такие куски ткани висели на задней части ханских шатров, напоминая

входящим, от кого пошел род монголов, называемый с давних времен родом

Синего Волка. Остальное богатство могло продаваться ханами или обмениваться