Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
основания. Это может послужить примером для врагов, оставшихся в живых, чтобы они начали собирать против нас новое войско и отказа урусутов платить
дань, которой мы их обложили.
Старый полководец закачался на ковре взад-вперед и издал громкое
восклицание, не в силах сдержать радости, возникшей в его впалой груди от
последних слов ученика:
– Сейчас ты абсолютно прав, саин-хан! – воздел он руки вверх, с трудом
поднимаясь с места. – Это слова
государственного мужа, думающего о своем народе на века вперед.
Джихангир тоже сошел с трона, ему претило, как и мудрому воину, стоявшему перед ним, выражение высоких чувств, чтобы скрыть волнение от
похвалы, он прошел на середину шатра:
– Мы должны встретить моего брата Шейбани-хана и других царевичей у
входа, сейчас надо добиться от них абсолютного доверия к себе, чтобы перевес
в силах был на нашей стороне, – открыл он главные козыри перед верным другом
своего деда. – Ведь нам предстоит вернуться в эту страну и пойти дальше, до
последнего моря, как завещал нам Священный Воитель. И кто будет во главе
объединенного войска в следующий раз, зависит только от нас, и даже в этот
момент.
Но великий полководец вдруг сменил одухотворенное выражение на лице на
едва заметное недоумение, он даже немного сгорбился, прижав к впалой груди
высохшую руку и превратившись снова в старого и бездомного пса, еще не
растерявшего былого величия:
– Джихангир, я против такого поступка, он покажет перед чингизидами
твою слабость и раскроет твои замыслы на будущее, – непривычно громко
воскликнул Субудай. – Сейчас тебе нужно умножать власть не только
убедительными победами над урусутами, но и действиями. Ты должен встретить
родных братьев и остальных родственников, восседая с непроницаемым лицом на
походном троне, чтобы ни одно движение не смогло выдать твоих истинных
чувств и намерений. Тогда царственный вид прибавит к твоим великим победам
еще один плюс, который застрянет у них поперек горла.
Бату-хан быстро вскинул голову и вперился в преданного учителя
немигающим взором, ему впервые довелось услышать от него подобное
откровение, Субудай вел себя сдержанно со всеми, тем более с ним, внуком
Потрясателя Вселенной, покинувшего этот мир. Но сейчас старый полководец в
ответ на его откровения тоже не стал скрывать тайных мыслей, и они сказали
джихангиру о многом, о том, что у него есть два сына, которых он мечтает
увидеть не только темниками, но на вершине власти в Каракоруме, где заседал
курултай, а так-же об отношении к другим чингизидам, занимавшим
мнению посты, которых они были недостойны. Саин-хан еще раз окинул учителя
пристальным взглядом и как бы в размышленях передернул плечами: – Вполне возможно, что твоими устами говорит истина, хотя иногда
казалось, что я веду себя со своими родственниками слишком заносчиво, чем
навлекаю на се6я их раздражение и гнев, – раздумчиво заговорил он и
замолчал. Затем, словно приняв какое-то решение, сделал шаг вперед. – Нам
все равно нужно выйти на воздух, мне кажется, что мы переутомились от
бесконечного перехода по лесным дорогам. Урусуты очень странный народ, я
думаю, что они ничего еще не осознали и нам следует от них ждать немало
неприятностей.
– Так, саин-хан, эта страна еще не проснулась и нам выгодно, если она
будет погружена в сон еще долгие века, – поспешно кивнул Субудай круглой
головой, он пристроился немного сзади господина. -Урусутов не следует
тревожить слишком часто нашим присутствием в их землях, надо только
постоянно подгонять их в нужном нам направлении и доить как белую кобылицу, наслаждаясь пенным кумысом.
Оба венценосных собеседника откинули полог и вышли из шатра на свежий
воздух. Два кебтегула с широкими плечами, стоящие у входа с круглыми щитами
и длинными копьями, замерли изваяниями на расставленных ногах. Был глубокий
вечер, воздух с запахом легкого морозца был чист и свеж, на небе роились
маленькие звездочки, их было неизмеримо больше, нежели над степями
монгольской империи, словно они здесь брали не величиной, а количеством.
Небо тоже вознеслось на недосягаемую высоту, наверное, урусутский бог не
слишком любил свою паству, поэтому улетел от нее подальше. Вид с холма, на
который указал джихангир при выборе места для шатра, открывался довольно
обширный. В первых рядах, образующих кольца вокруг ставки, стояли юрты
семерых звездных жен саин-хана, за ними выстроились походные палатки
тургаудов-телохранителей, дальше шли временные шалаши шаманов, знахарей, ловчих с соколами для охоты, доезжачих с борзыми. После них возвели свои
юрты повара, барабанщики, трубачи, рожечники, многочисленная челядь и прочая
прислуга. Подол равнины почти до горизонта был освещен бесчисленными
кострами, разведенными на снегу, с сидящими и лежащими вокруг них воинами.
Среди костров поднимались островерхие шалаши джагунов и тысяцких, и изредка
круглые и гладковерхие темников. Над ними полоскались на слабом ветерке