Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
их силком из тела не выдерешь.
Его помощники переглянулись, на бородатых лицах отражался испуг
одновременно с восторгом от того, что враг оказался не бессмертным, как его
расписывали, а тоже уязвимым. Охрим сдвинул со лба меховую шапку и помял
бородатый подбородок:
– Вятка, а ты не поспешил с самострелом-то? – спросил он с сомнением в
голосе. – Индо запамятовал, что сказывал наш воевода?
– А что он сказывал? – отозвался стрелок, не отрывая взгляда
вражеских всадников.
– Что Батыга не пройдет мимо нашего Козельска без осады, ему надо
отомстить за послов числом с десяток, которых порубил наш удельный князь
Мстислав Святославич пятнадцать весей назад на Калке-реке. За что сам и
поплатился.
– Сплясали поганые на наших двенадцати князьях. Накидали на них
горбылей и пошли в пляс на кривых ногах, пока они кровушкой не изошли, –
напомнил Бранок ратникам о том событии, о котором знали козляне от мала до
велика. Он тоже начал сомневаться в поступке Вятки. Добавил. – Заезжие
дреговичи сказывали, что тот пир на крови устроил Себядяй, а случилось это у
киевского Заруба, что стоит подле брода через Днепр.
– Ужель наш князь рубил ордынцев один! – вскинулся Вятка возмущенно. –
А если и так, то не они должны нам мстить, а мы пустить тугарам и мунгалам
юшку. Мы на них войной не ходили, они пошли на Русь многими ордами.
Бранок взбодрился, он тут-же схватился, пока Охрим разгонял сомнения в
голове, за рукоятку длинного меча с круглым железным яблоком на конце для
противовеса клинку.
– Истинное твое слово, – воскликнул он. – Мунгалы в те поры нас не
пощадили, а иссекли всех русских ратников как ржаной колос серпом. А наши
полки всего-то хотели помочь союзникам-куманам отогнать ордынцев от границ с
ихним Диким полем.
– Русичей тогда было вместе с половцами в четыре раза поболе
чагонизовых орд, и если бы степняки не повернули при виде ордынцев обратно, и не смяли наши полки, то неизвестно, кто бы праздновал ту победу,-
встряхнулся и Охрим. – Нам, выходит, тоже пришла пора показать себя в ратном
деле, потому как правда на нашей стороне, иначе мунгалы от нас за просто так
не отстанут. – Он дотянулся до лука и ловко наложил стрелу на тетиву. – А
нук-от и я ручной самострел примеряю, пока нехристи в себя не пришли.
Охрим деловито настроил лук, долго шарил взглядом по спинам вертлявых
ордынцев, пока не прилип зрачком к одной из них, самой широкой. Но даже
такая цель показалась недосягаемой, потому что на таком расстоянии стрела
впилась бы в шубу уже на излете. А надо было бить наверняка, чтобы
неприятель понял, что здесь встретят его не хлебом с медами и другими
подарками,
острым мечом. Он чуть приподнял наконечник, служивший ему прицелом, с
расчетом на потерю стрелой высоты на второй половине пути и, не отпустил
тетиву сразу, а выдавил от себя левой рукой середину гнутого из корневища
лука. И только потом разжал пальцы. Это был мунгальский прием, которому
старшины учили княжеских дружинников и ратников из молодых козельских
мужиков с той поры, как орда пошла на Русь. Каждый сбег из малых и больших
городов и весей, разоренных степным воинством, ненасытным как прузи –
саранча, стремился выложить соплеменникам все, что успел узнать о силе, военных навыках и привычках узкоглазых врагов, не знавших пощады. Стрела
вспорхнула с крученой жилы и унеслась за реку, и тут-же над головами Вятки с
Охримом резво хлопнула тетива от лука Бранка, не захотевшего оставаться в
стороне. Лук у него был согнут из молодой ольхи, тетиву же он вытянул из
подколенной жилы матерого лося, за которым гонялся по лесам несколько дней.
Все трое как по команде подались вперед, напрягая зрение. За рекой ордынцы
возились со своим товарищем, стараясь положить его поперек седла, они словно
забыли об опасности, уже показавшей им свое жало. Наверное, тот воин был
начальником, слово которого было законом и в руках которого были их жизни, поэтому они показывали перед ним и друг перед другом свою прыть, но
бестолковая возня стоила им новых нериятностей. Ордынец с широкой спиной
скособочил вдруг голову и попытался достать стрелу, впившуюся в шею, рукой с
висящей на ней плетью, через мгновение под вторым воином упал как
подкошенный конь. Остальные мунгалы завизжали и бросились врассыпную, но
тут-же опомнились, словно кто-то могущественный одернул их железным словом.
Они взялись носиться по берегу, посылая стрелы на полном скаку в то место, откуда атаковал неприятель, не решаясь пересечь реку и за нею глубокий ров, засыпанные снегом. Солнце наконец-то пробило толщу тумана, укрывавшую
равнину, отчего невозможно было угадать полет стрел, потому что они
сливались с заискрившимся снегом. Ратники едва успели спрятать головы за
бревнами заборола, как рой их с красным оперением впорхнул в проем и кучно
вошел в заднюю стену. За ним последовала новая атака, еще и еще.
– Ладные у нас луки, – довольно ухмыльнулся Вятка под змеиное сипение
ордынских стрел. – А и срезни Калема-кузнец наковал хрушкие.
– А ни то! – осклабился и Охрим, сомневавшийся до последнего в нужности