Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
Ярослава Всеволодовича, не замедлил повернуть обратно, помыслив, что с
мунгальской тьмой Русь вряд ли справится, пока она раздроблена, честолюбием
же народной славы не обретешь. Не пришла помощь от дреговичей с древлянами с
близкими Брянском и Черниговом, не объявилась она от радимичей со
Смоленском, от северян за Киевом, с которыми вятичи не раз отбивались от
половецких орд. Ни от кого, будто вымерла большая половина русской земли, не
стало ее, собранной за несколько
затаилась, решив довольствоваться малым, но без новых междоусобиц, успевших
единое государство разодрать на враждебные друг к другу удельные клочки. За
все время к городу не прорвался ни один купеческий поезд, от повозок которых
полтора месяца назад невозможно было пройтись по улицам- так плотно они их
забивали. Не было лазутчиков, чтобы узнать обстановку в государстве и
принять решение, облегчающее положение осажденных, город превратился в
остров, будто с наступлением весеннего половодья его отрезало от остального
мира и принудило надеяться только на себя. Такого еще не бывало за всю
историю вятичей с момента их поселения на берегах Жиздры. Но жители не
думали смиряться с участью, уготованной им судьбой, они со стойким упорством
отбивали наскоки ордынских полков, нанося нехристям ощутимые потери, и
выходили на охоту, вырезая их как запаршивевших от грязи овец. Но на место
убитых ордынцев объявлялись новые полчища, стремившиеся с прежней алчностью
на плоских лицах взобраться на стены крепости и проникнуть внутрь, чтобы
напиться свежей крови. Это походило на мунгальскую карусель, когда несколько
отрядов поганых подбегало под стены и образовав кольца пускали стрелы в
защитников до захода солнца, не прекращая вращения по кругу. Даже старые
ратники разводили руками, хотя слышали о фанатизме ордынцев при достижении
ими цели, а некоторые видели его в редкие стычки с ними. Основным
направлением штурма стала напольная сторона, она выходила на пологий
безлесый бугор, за которым открывались половецкие степи, другие три стороны
надежно прикрывала вода. А это место просохло и покрылось молодой травой, которую степные лошади выедали под корень, выбивая и сами корни без остатка
острыми копытами. Козляне с тревогой качали головами, ждать новых всходов не
приходилось, а значит, приплода от домашних животных тоже. С других сторон
надо было прогонять стада по мостам через реки, что доставляло много
неудобств, к тому же луга там в мирное время занимал скот посадских.
Вятка успел набить руку на арбалетах, с которых дружинники пускали
тяжелые болты, несколько самострелов воевода Радыня велел переместить со
стены, выходящей на полноводные Другуску с Клютомой, на
осадные машины с площадками наверху для стрельбы из луков. Эти машины на
колесах, увязавшие в грязи, пытались подтащить к воротам хашары из русских, нещадно избиваемые погаными, они напрягали тощие тела с веревочными лямками
на шеях и плечах и перебирали ногами в ледяном месиве распутицы, но
стенобитные сооружения почти не двигались с места. Заметив, что хашары не
слишком стремятся работать, нехристи отобрали десяток самых дохлых и
порубили в куски на глазах остальных, это делу не помогло, тараны продолжали
ползти к воротам крепости медленнее речных улиток. Когда они приблизились на
расстояние выстрела из арбалетов, Вятка забегал возле самострелов, накручивая одни детали и отпуская другие, затем взял несколько кусков пакли, окунул в смолу и обмотал ими болты, положенные на направляющие станин. Снова
возле него закрутился тысяцкий Латына, надеясь дать совет, но в этот раз
Вятка слушал только себя, он присел перед арбалетом на корточки и прищурил
глаз, затем постучал по одному боку, похлопал по другому, налаживая прицел, и приказал помощникам запаливать паклю. Она вспыхнула живым огнем от
наконечника до торца, роняя горящие капли на деревянную станину. Тысяцкий с
тревогой хлопнул себя ладонями по животу, защищенному байданой, но сказать
ничего не решился, опасаясь языка Вятки, а тот, прячась от вражеских стрел
за деревянным щитом, зашел сбоку арбалета и ударил что есть силы по клину, удерживавшему ворот. Ратники приникли кто к расщелинам между плахами, кто к
бойницам в заборолах, тысяцкий опустил личину и укрылся щитом, в который
впилось несколько стрел. Болт шумнул в воздухе толстым древком и полетел в
сторону рва, до которого хашары, выбившиеся из сил, докатили высокие машины
с тараном посередине в виде бревна с наконечником, висящего на цепях и
окованного железом. Он ударил в помост с колесами по бокам, древко
задрожало, удерживаемое на весу глубоко вошедшим наконечником, на доски
посыпались тысячи брызг от горящего мазута. Хашары попадали на землю, а
мунгалы бросились врассыпную, но тут-же вернулись и взялись стегать их
плетями по спинам и головам, заставляя тушить огонь. Настало время показать
умение праштникам пока ордынцы не пришли в себя, они накидали камней в ковш, оттянутый назад, и с шумом его отпустили. Град из булыжников пронесся над
осаждающими крепость и через несколько моментов застучал по шлемам и