Кожеед
Шрифт:
– Как ты, брат?
– спросил Денис негромко. Кеша поднял глаза и улыбнулся. Денису резануло сердце от этой улыбки.
– Все хорошо.
– А ну отставили шептаться! Говорите в полный голос!
– закричал вдруг Кожеед. Слюни полетели из его рта.
Они молчали.
– Мне нужно было сразу догадаться, что я выбрал неправильно, - сказал Кеша. Громко и четко.
– Что?
– Денис не понял.
– Я про тот вопрос. С кем ты хочешь остаться, мальчик? Вот что спросила судья. Помнишь ее? Кудрявая. Губы еще
И тут Денис вспомнил. Тот самый день, когда родителей развели. В памяти Дениса этот день так и остался черным пятном, пропастью во времени и пространстве. Судья была странная, с оранжевыми бигудийными вихрями на голове – и, похоже, в голове тоже у нее что-то такое завихрялось. Тогда их с братом заводили по одному в кабинет судьи, чтобы задать главный вопрос: с кем из родителей они хотели бы остаться. Судья кривила густо накрашенные розовой помадой губы. К ним, как к эпицентру розового взрыва, сбегались со всего лица мелкие морщинки. Судье Денис активно не нравился. А может, ей вообще никто не нравился.
– И я выбрал маму, - сказал Кеша.
– Мать.
– Я помню, - сказал Денис. “А я отца. И это была ошибка”.
– Это была ошибка, - сказал Кеша. Денис заморгал.
– Не было ни дня, ни минуты, чтобы я не жалел о том своем выборе.
– Кеша, причем тут…
– Помню, когда я вернулся… Когда мать меня вернула. Ты тогда сказал, что я теперь другой. А потом сказал, чтобы я не боялся. Что ты мой старший брат. Что ты отпиздишь любого, кто меня обидит.
Денис покачал головой. Даже если и говорил, он этого не помнил.
– Я не изменился. Нет, Денис. Нет, брат.
Кеша сидел прямо, лицо вдруг стало спокойным. Мертвенно спокойным.
– Он имел меня каждый день. Когда захотел, - голос был отрешенным.
– Что?!
– Тот мужик. Помнишь? Рыжий.
Денис вспомнил. “О, боже. Нет-нет-нет”. Денису показалось, что он опрокинулся назад вместе со стулом — и летит в гигантскую дыру. В Гранд Каньон вины и отчаяния. И падение все продолжается… Конечно, он помнил рыжего. Мужик на маминой кухне, с короткой бородой. Склизкие темные глаза. За стеклами толстых очков. Денис вспомнил, что еле удержался тогда, чтобы не втащить этому типу. Так он его выбесил. Потом Денис с ужасом вспомнил, как сделал над собой чудовищное усилие и даже пожал, уходя, рыжему руку. Ради матери, конечно. Ладонь была вялая и такая… Дениса затошнило. Словно он предал младшего брата в очередной раз.
– Поэтому я всегда смеюсь, - сказал Кеша.
– Только поэтому. Только поэтому, брат.
– Прекрасно-прекрасно! – Кожеед засмеялся, захлопал в ладоши, но на него никто уже не обращал внимания. Свечников замер, словно его ударили под дых. По лицу пробежала темная волна. Глаза провалились.
– Кеша… я… - начал Денис и осекся.
Брат кивнул.
– Иногда я думаю, что было бы, если бы мы выбрали наоборот. Наверное, ты смог бы бороться,
Кеша внезапно выгнулся, затрясся, голова запрокинулась. Кисти рук у него свело и скрючило. Треск, запах озона и горелой кожи. Кожеед подключил ток. Глаза Кеши закатились, на губах выступила пена.
– Кеша! – Денис закричал.
– Нет!
– Надеюсь, я вас не отвлекаю?
– ядовито поинтересовался Кожеед. Отключил клемму. Кеша дернулся и затих. Брат сидел теперь, скрючившись на левый бок. С подбородка свисала нитка слюны. Кеша заморгал и тихо застонал.
– Кеша!
– Денис встал. Снова сел.
– А ну отставили разговоры по душам!
– рявкнул маньяк. Голос его вдруг прыгнул вверх на октаву, сорвался. Денис просто физически почувствовал ярость Кожееда. “Ты бесишься, когда что-то идет не по-твоему. Потому что ты теряешь власть, сука”. Вот твое слабое место.
Кожеед помахал Денису рукой. Заговорил жестко и напористо:
– Ты! Будешь крутить барабан и нажимать на спуск, пока удача не отвернется. Поехали! В этот раз ничьей не будет, мальчики. Так что вопрос только в том, кто успеет умереть первым. Свечников, проследи! Свечников!
Полицейский медленно повернулся. Поднял голову.
– Хватит!
– резко сказал он, вдруг на что-то решившись. Огромный Свечников шагнул к маньяку, поднял пистолет.
Кожеед обернулся. Обиженно поднял брови:
– Свечников, ну ты что?
– Неужели тебе недостаточно?!
– Свечников явно плохо себя чувствовал. Его лицо ходило ходуном, от нервного тика дергалась шея и пистолет в руке дрожал.
– Я-я сделаю все, что ты хочешь, просто отпусти ребят!
Денис внезапно почувствовал невероятную, несбыточную надежду. И от этого его тело словно резко ослабло, превратилось в студень.
Кожеед поднял брови, оглядел полицейского.
– Свечников, Свечников! Как ты себе это представляешь?
– он обвел рукой палату.
– Заметаешь следы убийства, приходишь, как обычно, на работу, а там тебе медаль? И будешь, как ни в чем не бывало, продолжать искать свою жену вокруг старых кладбищ в селе Посохи?
Тишина. Свечников остановился, замер.
– Ты говорил Охотич?
Кожеед засмеялся. Наигранно, как показалось Денису. “Давай, - подумал он, - пусти ему пулю в лоб, на хер”.
– Точно, в Посохах моя первая жертва была… Слушай, ну я же о тебе забочусь. Ты же сопьешься в поисках жены! Помрешь от холода на обочине, никто даже “скорую” не вызовет.
Свечников обвел взглядом трупы, залитый кровью пол. Взгляд его глаз… стал пугающе тяжелым.
– Ты мне врал?
– спросил он тихо.
– Тебе нужно знать только одно — в целом мире у тебя никого нет и не будет, кроме меня!
– Кожеед выставил перед собой открытые ладони.
– И нет, я тебе не соврал, просто оговорился.