Кожеед
Шрифт:
Сергеич в молодости был резким. И до сих пор мог “дать в табло”.
– Я говорю, - терпеливо повторил бармен. – Хотите смотреть новости, сядьте поближе к стойке.
«Показалось, - подумал Сергеич. – Надо же… допился».
Он сел за стойку. По нижнему краю экрана поплыли субтитры. Диктор что-то говорил, появлялись кадры полицейской хроники. И Сергеича внезапно дернуло изнутри – это мои кадры. Мои планы. Это моя рука.
Горечь разлилась внутри. Затопила Сергеича изнутри, словно пробитый «Титаник» ледяной водой.
– Анфиса, - сказал Сергеич.
– Вот… с-су…
Смена кадра. Теперь снимал кто-то другой.
Красотка Анфиса брала интервью у того парня. «Боксер», - вспомнил Сергеич. Он снова увидел то утро, жара, вой сирены скорой, капли крови на асфальте. И коротко стриженый парень проходит мимо… С его забинтованной руки капает кровь… У дороги припаркована древняя ржавая «буханка» с умирающей девушкой внутри…
«Почему он не взял девушку на руки?
– подумал Сергеич.
– Почему не взял и не понес ее в полицию?! Ну же, сучка, спроси его об этом!»
Он отпил из стакана. Виски обжег небо. Сергеич снова вспомнил момент, когда он бежал к «буханке», закинув тяжеленную камеру на плечо – и словно воля судьбы вела его. И тогда ему казалось – вот он, тот самый момент удачи. После которого все изменится к лучшему. Сергеич выругался.
Парень выглядел получше, чем в то утро, но все равно – худой, с запавшими глазами, с жесткой упрямой складкой губ. Лоб разрезан вертикальными морщинами.
– …вы считаете, что без помощи этого полицейского?
– говорила Анфиса. Сергеич читал субтитры.
Парень кивнул.
– Я бы тоже был мертвым, все верно. Свечников дал нам шанс – ценой собственной жизни.
– А что насчет маньяка? Доктор Чистота… кажется, до сих пор неизвестно, кому принадлежит последнее тело…
– Он мертв, - сказал парень быстро. Посмотрел прямо в камеру.
– Я в этом уверен. Думаю, мы убили его.
Вот это номер, подумал Сергеич. Он действительно это сказал. «Это же теперь будут цитировать по всем каналам и в интернете!»
ДУМАЮ, МЫ УБИЛИ ЕГО.
А снято так себе. «На месте этого оператора должен был быть я. Снимать все это».Сергеич почувствовал изжогу.
Вместо этого завтра Сергеичу предстояло с утра на самолет – и в тайгу на месяц. Командировка. Комары и мошка, запах репеллента, холодное северное солнце. Да нет, ерунда. Солнце на севере летом как раз палит.
Вопрос: что чувствует обоссанный придорожный столб?
Ответ: ты знаешь.
Сергеич сглотнул. К горлу поступили слезы. Черт, только не опять. Плачущий от жалости к себе пожилой мужик (когда я успел стать пожилым?!) – что может быть противней?
«А такое уже было. Ты помнишь», - сказал он себе.
ДУМАЮ, МЫ УБИЛИ ЕГО.
Не самые приятные воспоминания.
Он снова увидел: кранк! Анфиса давит на ручку всем весом. И вдруг – открывается дверь машины, темно-зеленого цвета. На грубо окрашенных
На полу лежит девушка.
Сергеич поднял взгляд. И вздрогнул от болезненного чувства «дежа вю».
И вот пошли те самые кадры, что он тогда снял. Удивительное совпадение мыслей и реальности… Сергеич смотрел на отснятое им, как посторонний, отрешенно – и эти кадры со стороны были по-настоящему хороши. Вот здесь он чуть промедлил, но это ничего… А дальше снова хорошо. Может, это лучшее, что он снял за всю свою жизнь.
Великолепная работа. Почему они-то этого не видят?!
– Это настоящее искусство, - произнес чей-то голос.
– Вот это, на экране. Потрясающе. Могу я присесть?
Сергеич вздрогнул. Поднял взгляд. Перед ним стоял хорошо одетый незнакомец – клетчатый костюм-тройка, лазоревый шелковый платок вместо галстука, платиново выбеленные волосы в короткой стрижке. Толстая дужка модных роговых очков. Глаза незнакомца казались огромными за стеклами. Вернее, один глаз — золотисто-серый. Правый был спрятан под бинтовой повязкой. “Бедняга”, подумал Сергеич.
Хотя Сергеичу показалось, что носит очки незнакомец только для имиджа. Диоптирии там если и были, то совсем слабые.
И еще эти синяки и шрамы. Ожог на щеке, кожа еще розоватая. «Он что, в аварии побывал?» От незнакомца шел какой-то слабый химический запах. Или от стойки так пахнет? Наверняка ведь ее моют чем-то едким…
Похоже, незнакомцу было сложно стоять. Он чуть припадал на один бок. Сергеич жестом показал: садись. Незнакомец неловко вскарабкался на высокий стул.
Сергеич принужденно засмеялся:
– Разве это искусство?
«Эта сучка… эта…» Он даже мысленно не мог договорить. После того репортажа, после кадров, которые прокрутили несколько каналов, Анфиса стала известной. И ушла на повышение. Ее пригласил второй канал. Ушла без него, Сергеича.
Столб, подумал он в сердцах. Чертов придорожный столб, вот кто ты.
– Несомненно искусство, - сказал незнакомец. – Я в этом разбираюсь… Поверьте. А… что?
И тут Сергеича прорвало. Он начал рассказывать – про работу, мечты о кино, про постоянных щебечущих красоток, смены, И про Анфису, которая украла удачу всей его жизни.
Потом закончил – и залпом допил виски. Незнакомец показал бармену на стакан Сергеича и потом два пальца. Бармен поставил на стойку два стакана и налил «Джека Дэниэлса». Слишком дорого, подумал Сергеич. Незнакомец положил на стойку пятитысячную купюру.
– За искусство, - сказал незнакомец. Они чокнулись и выпили. Незнакомец показал бармену на бутылку. Еще.
Незнакомец посмотрел на Сергеича.
– А тебе никогда не приходило в голову, что ее можно просто… убить?
– Что?
– Сергеич очнулся от своих мыслей.