Козий Бог
Шрифт:
Паша затормозил у поваленного плетня, на столбики которого были насажены уже тронутые плесенью пластиковые бутылки. Видимо, на дне что-то осталось и оттого выросла плесень.
Впереди из осоки топорщились сухие чёрные яблони и груши, косился домик с острой крышей и ржавым металлическим коньком. Ставни небрежно лежали у крыльца, стёкла черны как туман.
В траве зашуршало, вынырнул рыжий кот, опрометью бросился к опушке, взобрался на пень и пристально стал вглядываться в Пашу. Следил кот только за Пашей, старый Овод его не беспокоил. Пёс лениво посмотрел на огненного стража,
Паша помог Маше выбраться из машины и повёл к дому. Он буквально тащил её на себе, ногами Маша едва перебирала, но больше волочила по земле. Пока дошли до крыльца, Паша весь взмок и тяжело дышал.
В доме пахло сыростью, ползали муравьи, серебрилась паутина с лениво повисшим на ниточке пауком. Где-то за облупившейся печью прошуршала мышь. С печной стены посыпалась кирпичная крошка. В большой комнате стены почернели от пожара.
– Ничего, - сказал Паша.
– Всё поправим.
Маша молча вышла из дому и села на трухлявый пень, должный заменять лавочку. Паша нахмурился. Иногда в Маше что-то просыпалось, и она ходила, брала предметы, иногда открывала рот, словно что-то хотела сказать, но по-рыбьи молчала. А иногда она безвольно лежала на постели или - в кресле.
Овод обнюхал Машу и лёг рядом в ногах. Рыжий кот всё ещё следил, только теперь перебрался ближе и примостился на плетне, отчего тот ещё больше пригнулся к земле.
Весь день Паша наводил порядок в доме. Подмёл пол, нашёл на заднем дворе старый колодец, на дне которого тухла вода, и худое ведро, отыскал другое ведро в углу террасы, заменил, набрал воды, ужаснулся вони, но всё-таки вымыл пол, поймал всех пауков и вынес их к старому навесу во дворе, под которым будут храниться дрова. Повесить надо ведьмовские мешочки для защиты - но это завтра, нужно прежде травы нарвать.
Паша помнил, что когда-то жил на даче с бабушкой и дедушкой. Помнил, как дедушка раз в неделю ходил в лес и целый день таскал оттуда сухие деревья, складывал их на участке у сарая, а на следующий день колол дрова. Паша всегда зачарованно смотрел, как взмывает в воздух блестящий топор и как опускается, как с лёгким треском надвое раскалывается полено. Паша помнил, как носил бабушке маленькое - большое ребёнку тяжело - ведро с водой, та макала в него тряпку и, стоя на коленях, протирала пол. "Можно я тебе помогу?" - спрашивал мальчик. Но бабушка лишь качала головой: "Это ничего, это я сама. Хочешь - лучше ягодки пособирай". Ещё Паша помнил, что на подоконнике в большой комнате хранились спичечные коробки с блестящими жуками...
Взрослый Паша тряхнул головой, отгоняя неправильные воспоминания. Не было никаких коробочек с жуками. И в этом новом доме тоже не будет.
Паша посмотрел на руки: тряслись. Вдох, выдох, вдох, выдох. Подхватил ведро и вышел на улицу вылить. Выплеснул, обернулся. Маша сидела на пне, подставив закатному солнцу лицо, глаза прикрыла, рот приоткрыла, и по подбородку её полз блестящий жук.
"А ведь раньше боялась, и жуков, и пиявок, и визжала как чумачечная, когда мы...".
– Чёртовы воспоминания, не хочу ничего помнить, - пробурчал Паша.
Вечером уложил Машу спать в пропахшую клопами постель, укрыл старым
Вышел прогуляться.
Хорошее место, глухое. Здесь их не найдут. Можно перевести дыхание.
Похолодало. Лес тихо шумел на ветру, трава шептала песню. И было так свежо, так прохладно. Паша остановился и сделал глубокий вход. И ему показалось, что он обновляется, что что-то в нём невозвратное происходит. Хотелось остаться здесь навсегда, на ветру у леса, и дышать, дышать умиротворением, пока хватит сил.
Провёл ладонью по колючему стволу облепихи. Шипы окровавились, и кровь сразу же впиталась в кору. Поднёс ладонь к лицу и прижался губами к ранкам. Кровь была сладкая.
В лесу шептало. На секунду показалось, мелькнула тень, но на секунду. Может, то просто деревья на ветру колыхались.
В новый дом Паша вернулся ближе к рассвету, перешагнул через Овода, растянувшегося у порога, прошёл мимо печи, на которой навострил уши рыжий кот, в спальню. Половица скрипнула.
Маша неподвижно спала. Лежала с закрытыми глазами, вытянув руки вдоль тела, обе ладони повёрнуты к телу. Было странно на неё смотреть, перед глазами всё ещё стоял облик Анны Безликовой, вечно серьёзной, вечно бессердечной. Паше казалось, он когда-то любил Безликову, любил и прощал все скандалы, всегда принимал обратно как радостная собачонка, потому что Аня всегда к нему возвращалась, Аня, Анечка, что же ты себя не уберегла?
"Что же я тебя не уберёг?"
Паше когда-то казалось, что и Аня его любила. Но она не любила. Она - безликая, женщина без сердца. У неё была какая-то своя тайная история, которая загнала её в эту глушь. Но никого, кроме себя, она не любила.
"Я был ей просто выгоден. А с этой что мне делать?" - взгляд на Машу. Неживая, почти мёртвая, кукла с ватными ручками и ножками. В темноте тускло поблёскивали глаза. Медленно поднималась и опускалась грудь - дыхание называется.
"Этой я тоже нужен. Когда всё закончится, она уйдёт или останется? Уйдёт или останется?"
Наклонился к ней. Не шелохнулась. Только дышит и смотрит пустотой в пустоту.
Стараясь ничем не скрипнуть, лёг рядом, и тяжело, протяжно вздохнул.
"Ничего, рогатый, с тобой я справлюсь. Больше ты никого никогда не заберёшь".
Паша улыбнулся. Козьего Бога можно не искать, сам найдёт. Козий Бог не забывает тех, кого отметил клеймом.
У Паши тоже была такая отметина. На плече. Нащупал то место, где горела. И та, точно угадав его мысли, укусила, обожгла.
"Сам найдёшь, а я буду готов. Посмотрим, кто кого".
Паша чуть вздремнул, но через несколько часов встал. Маша с открытыми глазами лежала и смотрела в потолок, руки так же вытянуты по швам, левая ладонь повёрнута к телу, правая вывернута наружу.
Паша приготовил ружье, сложил в рюкзак еду и питье. За пояс сунул пистолет и охотничий нож.
– Овод, пошли!
Овчарка с тихим тявканьем засеменила за хозяином.
Паша чуть помедлил, но решил проехать на автомобиле. Остановился на опушке, где с разбитой асфальтированной дорогой пересекалось новое полотно шоссе.