Козий Бог
Шрифт:
Через четверть часа сослуживцы вернулись с обеда и ещё через полчаса обнаружили труп в камере. Варя обследовала тело, взяла образцы из-под ногтей. Позже экспертиза установила, что согласно базе данных МВД образцы с места преступления принадлежали Николаеву Павлу Антоновичу, так же экспертиза показала, что образцы из-под ногтей покойного Антюхина тоже принадлежали майору. И ещё одно открытие потрясло даже бессердечную Варечку: несчастная Анфиса Василенова перед смертью тоже боролась с майором.
Шеф объявил в розыск Николаева Павла Антоновича, восемьдесят
***
Машу он нашёл случайно. Мчался к ней на дачу, чтобы рассказать о случившемся. Паша не сомневался: Козий Бог объявился, и он завершит начатое. Что-то прогнало его тогда, двадцать лет назад, но теперь он вернулся. Исчезло то, что сдерживало его.
"Эх, Маша-Маша, ведь за тобой вернулся, за тобой! Что же ты? Двадцать лет в безопасности, в столице сидела! Зачем вернулась?" - Паша вздохнул.
Заскулил Овод, яростно забил лапами по окну. Паша съехал на обочину, машина чуть наклонилась вбок. Стоило открыть дверь, как пёс сорвался, бросился к бетонной дорожке через лес и исчез за изгибом. Паша побежал за ним.
Сойдя на чавкающую почву, прорываясь между метёлками камышей и чёрными набухшими шишками рогозов, Паша выбрался на прелую прогалину, где раскинулась Маша. На спине, слепо глядя в небо. Одна рука откинута за голову, вторая, как-то неудобно вывернувшись, на груди.
– Маша.
Но она не двигалась, не моргала. Овод кружился вокруг и тихо скулил.
Паша прислушался к её слабому дыханию.
– Чёрт, - огляделся. Но следов не было. Влажная почва уже похоронила их в своей памяти.
На шее у Маши висел тряпичный мешочек, защитный оберег, пахнущий сухими травами. Паша вспомнил, такие же мешочки были и у сторожа, и у бабы Тани. У сторожа! Когда его арестовали по неверному подозрению, то отобрали все личные вещи, и защитный оберег тоже. Вот почему Козий Бог смог добраться до него в камере! А баба Таня? Паша плохо помнил, давно это случилось, но Бабу Таню нашли на железной дороге. Если она выбежала к ней через лес, то, пробираясь через колючие заросли, могла зацепиться и порвать верёвочку, оберег соскользнул, и перед Козьим Богом она оказалась беззащитна. А Антюхин? Может, собрал неправильные травы?
А Маша ещё жива. Козий Бог не смог прикоснуться к амулету. Обжёгся и отступил.
Паша взял Машу под мышками, поднял, и вдвоём они заковыляли к машине. По пути встретился бидон с разлитым молоком; белая плёночка висела на сухой травинке.
В машине Паша положил руки на руль и задумался.
"Куда?"
С горечью осознал, что друзей-то у него не было. Были коллеги, начальство, местная шпана, родители местной шпаны, которых он жалел, а друзей - нет.
– Поеду к Капитанову. Вроде ж нормальный мужик.
Олег Борисович как раз направлял коз в загон и напевал песню, что-то весёлое бубнил под нос. Солнце ещё висело высоко, но уже не полыхало, как днём, а мягким светом золотило белые шкуры коз. Заслышав
– О, гости!
– обрадовался Олег Борисович.
– Я сегодня утром как раз козий сыр сделал. Сейчас с чёрным ароматным хлебушком...
– Олег Борисович, беда у нас!
– перебил Паша, едва выбравшись из машины.
– А что стряслось? Заходите в дом, поговорим.
Олег Борисович помог Паше внести в дом Машу. Движения его были сумбурны и торопливы. Паше показалось, что Капитанов совсем не удивился, даже напротив будто бы ждал.
– Давай её на диван, пусть поспит, - Капитанов снял с печи шерстяной плед и набросил на девушку.
– Эх, Машенька. Эх, Машенька. Может, снять эту верёвку с её шеи. Как бы не удушилась?
– Не думаю, что ей понравится.
– Ну, как знаешь.
Олег Борисович заварил еловый чай, но не в самоваре, а насыпал заварки в фарфоровый чайничек с изображением скульптуры "Рабочий и колхозница", а кипяток наливал из эмалированного чайника. И больше не было того приятного сладко-смолянистого запаха леса.
Паша медленно, подбирая слова, рассказал о том, что его ловко подставили и повесили три убийства. Про Козьего Бога и свои подозрения Паша молчал. Олег Борисович сочувственно кивал, но устало.
– Можете, пока у меня остаться. Только давайте машину за сарай отгоним и номера поменяем.
Так и сделали. Отогнали машину, передвинули плетень забора, чтобы с дороги нельзя было разглядеть. Номерные знаки Олег Борисович скрутил быстро, запихнул в чёрный пакет для мусора и, ловко поставив приставную лестницу, взобрался на чердак. Спустился уже с другим, холщовым мешком.
– Вот, новые номера. Если хочешь, можно ещё и машину перекрасить, чтобы совсем не узнали.
– Не стоит. Номеров хватит.
Паша наблюдал, как Олег Борисович так же ловко прикрутил новые номера.
"А он не так прост, как кажется", - впервые Паша задумался о том, что, возможно, он далеко не так хорошо разбирается в людях, как ему кажется. Откуда заурядный совхозник знает такие тонкости? Конечно, сейчас редко кто может заработать на жизнь только сельским хозяйством, каждому приходится талантливо крутиться и изворачиваться.
Вечером Паша сидел на крыльце с чашкой чая, куда плеснул полглоточка коньяка, закусывал горьковатым козьим сыром. Олег Борисович возился в сарае. Мягкий закат стелился над западным лесом, воздух был тёпел и не сух, в небе мелькнул ястреб и исчез в мареве. Овод бестолково расхаживал по двору, то большими глазами жалостливо смотрел на Пашу, то пытался вытурить из конуры затаившегося пса Капитанова, то принюхивался к козам и с фырчаньем отбегал от них.
Паша хмурился.
– У Анфисы была татуировка, не метка, как у меня или Маши, а татуировка. Значит, она сама себя отметила, сама себя ему отдала. И у Ани. И у покойного Антюхина. Ах, ты ж чёрт! Тату-салон! Вот же дурак! Пойдём, Овод, не в том месте, дураки, сидим.