Козлы и орлы
Шрифт:
– Не знаю… Соседка, мол, за солью. Но это самый отстойный вариант. Давай к ее дому подъедем, может, на местности повод нарисуется.
Точный адрес мамы Ляли мы на всякий случай взяли у Насти еще в самом начале расследования, но распорядка Лялиного дня, разумеется, не знали. Я позвонила Стрепетовой и выяснила, что вымогатели еще с ней не связывались.
– А как там мама Ляля? Не звонили ей больше? – поинтересовалась я, собираясь окольными путями выяснить, когда та будет дома.
Умница Настя сразу же выдала нужные сведения:
– Дома
Взяв с Насти честное-благородное, что она сразу же сообщит о контакте с похитителями, я нажала «отбой».
Тем временем мы уже приехали во двор Ляли и вылезли из машины. Двор был обычным, ничем не примечательным и совершенно не вдохновлял на нестандартные решения.
– Давай подойдем к подъезду, изучим обстановку поподробнее, – предложила Инка.
На двери подъезда был наклеен листок с текстом, набранным гигантскими красными буквами. Я с выражением прочитала:
«УВАЖАЕМЫЕ ЖИЛЬЦЫ!
НАС ХОТЯТ ЛИШИТЬ ЕДИНСТВЕННОГО В МИКРОРАЙОНЕ КРУГЛОСУТОЧНОГО МАГАЗИНА С ДОСТУПНЫМИ ЦЕНАМИ. ВРАГИ НАРОДА, ИНАЧЕ ИХ НЕ НАЗВАТЬ,
РЕШИЛИ ПОСТРОИТЬ НА ЕГО МЕСТЕ
ОЧЕРЕДНУЮ БЕНЗОЗАПРАВКУ В ЦЕЛЯХ ЛИЧНОГО ОБОГАЩЕНИЯ!
НЕ ДОПУСТИМ ПРЯМОГО НАРУШЕНИЯ СВОИХ ПРАВ!!!
ГРУППА АКИТИВИСТОВ СОБИРАЕТ ПОДПИСИ ПРОТИВ ВРЕДИТЕЛЬСКОГО ПРОЕКТА.
ПОДПИШИТЕСЬ!»
– Вот и обстоятельства! Наваляем с десяток подписей, и дело в шляпе, – бодро заключила я.
Тактика была выбрана, и мы, не теряя времени, поехали ко мне, чтобы быстренько умыть Инку и пристроить ей на живот подушку.
Получилось весьма жизненно, Инесска и впрямь кардинально изменилась, а очки в пластиковой дешевой оправе и бесформенный пиджачок довершили образ активной беременной общественницы.
Я достала чистый лист, несколько разных ручек, и мы, не заморачиваясь, изобразили разнообразные подписи псевдожильцов.
Через полчаса в полной боевой готовности мы вернулись во двор. Я, чтобы случайно не попасть на глаза Ляле, укрылась за домиком на детской площадке.
Прошло всего двадцать минут, а я уже извелась от нетерпения и, ерзая на бревнышке, не отрываясь, смотрела на подъезд. Дети, словно дикие животные, сначала присматривались и обходили меня стороной, но быстро привыкли, перестали принимать за одушевленный объект и стали скакать чуть ли не по голове.
Наконец дверь распахнулась, и на улицу выкатилась сияющая Инка.
– Прошло как по маслу, – похвасталась она.
– И это все? – возмутилась я. – Требую рассказа в деталях!
Мы уселись в машину, и Инесска добросовестно удовлетворила мое любопытство:
– Позвонила в дверь. Ляля: «Кто там?», я – бодрым таким голоском: «Подписи против заправки собираю!» Она открыла, вся красивая такая, в шелковом халатике и давай меня нахваливать, мол, какая вы молодец, в положении, а для людей
– Ну, а как ты до телефона-то добралась?
– Все гениальное – просто. Сказала, что сотовый разрядился, а мужу позвонить позарез надо. Она, конечно, меня впустила. Телефон оказался в прихожей, и я водички попросила, чтобы спровадить ее на кухню. Ну, и дело в шляпе!
– Грамотно мы все обстряпали! Сейчас Петрову отчитаюсь, пусть поразится нашей оперативности.
Петров поразился и похвалил, что было особенно приятно – ведь похвала опера дорогого стоит.
От Настены новостей пока не поступало, и мы обе были на нервах. На месте не сиделось, а по делу предпринять, увы, было больше нечего. Инка поехала домой, примерять обновы на Даньку и Кирюху. А я в преддверии бурного развития истории с выкупом решила утрясти все возможные вопросы по работе. Было часа четыре, и в случае необходимости я вполне могла успеть в редакцию до конца рабочего дня и обсудить спорные четверостишия. Почти не сомневаясь, что таковые имеются, я достала рабочий мобильник. На дисплее висело оповещение о двух неотвеченных вызовах, Тамара уже жаждала со мной пообщаться.
Перезвонив Неволькиной, я выяснила, что три четверостишия в имеющемся виде она принять категорически не может. Зная по опыту, что подобные ситуации лучше утрясать по горячим следам, я сказала, что могу подъехать, и получила милостивое согласие на аудиенцию.
Тамара с видом прокурора сидела за рабочим столом, на котором царил пугающе-идеальный порядок.
– Здравствуйте, – как всегда официально поздоровалась она. – Хорошо, что подъехали. Работа сдана в критические сроки и на переделку времени в обрез.
– А так ли необходима переделка? – поинтересовалась я.
– Необходима, – отрезала Неволькина, и я с горечью поняла, что в чем-нибудь прогнуться придется. – Меня, как я уже сообщила, не устраивают три четверостишия. Начну по порядку.
Предвкушая «разбор полетов», я внутренне сгруппировалась.
– Первое: «Одеяльце под бочок мама подоткнет, поцелует в пяточок, песенку споет!»
– И что же вас здесь не устраивает? – с искренним недоумением спросила я.
– Режут слух два момента: «подоткнет» и «поцелует в пятачок», – заявила чувствительная к изящной словесности Неволькина.
Я аккуратно начала оборону:
– Извините, Тамара, но стихи ведь к картинкам, верно?
– Верно.
– Тогда скажите, будьте добры, что, по-вашему, изображено на картинке, к которой написан стишок?
Тамара пожала плечами:
– Свинья укрывает одеялом поросят и целует их в мм-м… пятачки, – неохотно признала она.
– Вот я и не стала называть пятачки носиками. А одеяльце мама-свинка поросятам именно что «подтыкает», я лишь описала процесс. Предоставьте другую картинку, опишу ее в стихотворной форме. Однако против художественной достоверности грешить не стану, – победоносно завершила я.