Козы и Шекспир
Шрифт:
Он остановился, высказав все, что лежало у него на душе. Сталину соображения сельского учителя очень понравились. Он уже видел мысленным взором ошарашивающее весь мир сообщение в «Правду» налогового управления и свое скромное покаянное письмо.
Какой удар по всей буржуазной пропаганде о его не ограниченной ничем власти! Какой удар по всем нашим плутоватым хозяйственникам! И как хорошо сформулировал этот сельский учитель: сталинский закон выше самого Сталина!
Такой диалектике сам старик Гегель позавидовал бы! И как приятно будет
Однако, верный своей привычке не поддаваться первому впечатлению, он не показал виду, что речь учителя ему очень понравилась, хотя и не сделал вид, что недоволен.
— Как вы думаете, — неожиданно спросил он, — где больше воруют — в Грузии или в России?
— Товарищ Сталин, — несколько растерялся учитель, — я не знаю. У меня нет никаких данных по этому вопросу.
— Даже у меня нет никаких данных по этому вопросу, — ответил Сталин. — Но что вы лично думаете, что вам подсказывает ваш личный опыт жизни?
— Я думаю, — сказал учитель, — что в Грузии больше воруют, чем в России.
— Молодец! — сказал Сталин и широко улыбнулся. — Я вижу — вы не националист. Я тоже думаю, что в Грузии больше воруют. Но почему именно вы так думаете, что в Грузии больше воруют?
— Я думаю, — ответил учитель после некоторой паузы, — что тут дело в культе застолья. У нас культ застолья настолько силен, что сплачивает тех, кто сидит за одним столом. В застолье решаются те или иные махинации, и сама огромная традиция застолья обязывает не предавать тех, кто вместе пил. Это облегчает круговую поруку.
— Молодец! — повторил Сталин и еще более лучезарно улыбнулся ему. — В селе Ачандара умеют не только делать хорошее вино, но и умеют работать головой. Я хочу выпить с вами по стаканчику вашего вина за идею, с которой вы сюда пришли.
Сталин медленно потянулся к бутылке, открыл ее и осторожно и благостно разлил пунцовую жидкость по бокалам.
— Не правда ли, — вдруг спросил Сталин, взглянув на учителя своим не только лучезарным, но и пристальным взглядом, — и внутри Грузии культ застолья особенно развит в Мингрелии?
Тут учитель ничего не понял. У него не было никаких сведений, что культ застолья в Мингрелии чем-нибудь отличается от культа застолья в остальных частях Грузии. Почему-то в голове совершенно неуместно мелькнул смутный облик крадущегося хищника. И, глядя в лучезарные глаза Сталина, он почувствовал какую-то властную силу над собой, как бы исходящую не от Сталина, а откуда-то со стороны.
— Да, товарищ Сталин, — согласился он, сам но понимая причину своего согласия, — совершенно верно — культ застолья особенно силен в Мингрелии.
Сталин потянулся и чокнулся с ним. Они выпили по бокалу.
— …И не только для воровских махинаций, — задумчиво добавил Сталин и мягко поставил на стол свой бокал завершающим разговор
Что он имел в виду, учитель не понял. Но Сталин уже обдумывал будущее «мингрельское дело», при помощи которого он собирался расправиться с Берией.
— Ваше соображение интересно, — сказал Сталин. — Оно будет тщательно обдумано и, скорее всего, принято. Вы настоящий патриот Советского Союза.
Сталин встал из-за стола и протянул руку учителю. Тот с огромной благодарностью и любовью пожал протянутую руку. Уже с ликующим туманом в голове, ничего не видя и ничего не замечая, он сел в поданную машину и укатил к себе в деревню.
Несколько дней Сталин время от времени вспоминал этого сельского чудака и его интересное предложение. Волны сентиментальной нежности обдавали его, когда он представлял письмо налогового управления в газету «Правда» и свой скромный покаянный ответ.
Однако прошло еще несколько дней, и вся эта картина представилась ему в ином свете. Конечно, укреплять в народе мысль о скромности вождя — государственно необходимое дело. Но писать в газете, что Сталин забыл уплатить налог за свой гонорар, — дело вредное.
«В государстве нашего типа, — думал он, — необходим абсолютно непогрешимый образ вождя. Сообщение о том, что вождь забыл заплатить налог, может посеять в головах смуту. Сегодня сам признал, что забыл уплатить налог за гонорар от книги, а завтра кое-кто начнет рассуждать о том, почему страна была не подготовлена к войне с Гитлером, и так далее и тому подобное.
Абсолютная непогрешимость образа вождя, — думал он, — не мне нужна, а нашему государству. В личном плане этот чудак хотел хорошего, но в государственном плане он вреден.
Если в «Правде» появится письмо налогового управления о том, что вождь не уплатил налог, и его извиняющийся ответ, то это будет удар по нашей государственности.
Все потенциальные интриганы поднимут голову. Они решат, что в Кремле разногласия, и антисталинская группировка организовала письмо налогового управления и вынудила Сталина дать повинный ответ.
Вынудила Сталина! Черт знает к чему это все может привести!»
— Лаврентий, — обратился Сталин к Берии, думая об этой истории, — тут этот сельский учитель, который приезжал сюда, наболтал всякой чепухи…
Сталин остановился, не желая делиться с Берией подробностями беседы.
— Товарищ Сталин, мы можем взять его через час, — с радостной готовностью отозвался Берия.
Сталину стало неприятно, что этот сельский чудак окажется под пытками бериевских молодчиков. Ему было жалко его. Он снова вспомнил его вдохновенную речь и снова подумал: «Субъективно хотел помочь, но объективно вреден». К тому же под пытками он проговорится, что в Мингрелии, по мнению Сталина, особенно сильны застольные традиции и не только в смысле круговой поруки в торгашеских махинациях, но и в смысле политических интриг. Берия может раньше времени кое-что заподозрить.